Кино между адом и раем

Для этой темы совсем не важно было то, что Ибрагим Ганнибал был эфиопом. Для всех нас он был предком Пушкина — великого русского поэта и свободолюбца.

Об этом фильме узнал французский продюсер Москович. Он дружил с актерами «Современника», моими друзьями. Как-то он спросил, что я делаю, услышал и загорелся:

— Я приведу в фильм американцев!

Через месяц он звонит возбужденный:

— Американцам нравится! Гарри Белафонте будет играть главную роль. Ты не упал от счастья?

Я говорю:

— Нет, эта роль написана для Высоцкого.

Но он как будто и не слышит. Успел потратить много денег. Шутка ли, получил согласие самого Белафонте. Приезжает в Москву радостный. Я говорю:

— Обсуждается все, кроме роли Арапа. Потому что тема фильма: «поэт и царь», а не «русский и эфиоп».

Он мне говорит:

— Ты идиот! Ты провинциальный придурок! Ты понимаешь, кто ты, а кто Гарри Белафонте?

Тогда был пик его всемирной славы.

— Ты понимаешь, что фильм с таким актером изменит всю твою жизнь? Решай немедленно!

Я говорю:

— Это решение исказит всю тему фильма. Я хочу показать России поэта Высоцкого в этой роли. Он в главной роли — это тема фильма.

Москович приходит в бешенство:

— Да сунь ты в жопу свою тему и своего поэта! У тебя есть шанс вылезти из вашего дерьма! Другого может и не быть.

— Тогда надо писать другой сценарий.

— Ну и пиши! Белафонте стоит того. Ему нравится, как ты пишешь.

Я подумал, посоветовался с друзьями и соавторами Дунским и Фридом и говорю:

— Нет. Я не смогу.

Он стонет:

— О! Страна кретинов! Я уже затратил 300 тысяч франков на эту затею! В Париже не поверят, если я скажу, что режиссер не хочет Белафонте.

Но тема выстраивала актерский ансамбль с Высоцким и Петренко в главных ролях. Это не могло меняться.

Москович проклял меня. И много лет после этого он вспоминал эту историю как пример «российского идиотизма».

Теперь я думаю: может, он был прав? Я так и не изменил свою судьбу. Власти разрешили снимать фильм, но потом потрепали его так жестоко, что многое из важного оказалось выпотрошенным. Остался в памяти только год счастья, когда шла работа.

Но когда фильм вышел, зрители полюбили его. Он и сейчас не забыт.

Этот случай я привел к тому, что наличие четко сформулированной темы помогает вам определиться в самых непредвиденных обстоятельствах.

Тема — это то, зачем, почему и для кого вы делаете ваш фильм.

Поэт Слуцкий как-то встретил меня в метро.

— Что делаешь?

— Фильм снимаю.

— Против чего твой фильм?

Очень хороший вопрос. Тема — это «против чего фильм».

Если у вас нет ответа? Если вы только за любовь, доброту, нежность, дай вам Бог удачи и успеха. Но как сказал ироничный Анатоль Франс:

«Настоящее искусство не делается с добрыми намерениями». В нем должна быть активная позиция по отношению к аду жизни.

У настоящего художника в каждой теме есть ярость по поводу зла нашего мира.

«Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство просящим подаянье,Над истиной глумящуюся ложь,Ничтожество в роскошном одеянье...»

Это припомнился Шекспир. Ваша ярость и отчаяние могут быть спрятаны очень глубоко. Но если они есть, они проявятся и угадаются.

Тема должна давать конкретное представление о том, что является раем, а что адом в микрокосме вашего фильма. Тема и есть ваш взгляд на вещи между раем и адом. Для этого надо пошевелить мозгами и что-то написать своей кровью.

Про Андрея Платонова рассказывают: во время войны писатели получали по талонам дополнительное питание, и Платонов, член Союза писателей, работавший дворником в домоуправлении, стоял как-то в очереди, чтобы унести домой кастрюльку с супом, тарелку с кашей и котлетой. И какой-то писатель, более успешный в приобретении жизненных благ, желая показать свою демократичность, обратился к Платонову с фразой:

— Мы, писатели...

— Нет, батенька, вы меня с собой не равняйте, — ответил Платонов. — Вы пишете чернилами, а я кровью.

Можно сказать, что тема — это ваша кровь в фильме. Снимаете вы философскую драму или веселую комедию, бурлескное развлечение, фильм-экшн или поэтическое повествование о детстве — тема всегда определяет уровень ваших амбиций в искусстве. Зрители это чувствуют. Еще Лев Толстой сказал: «Искусство без серьезной нравственной задачи есть пустое баловство, если не хуже».