Киномания

Собравшиеся в один голос заключили: «Аминь!» Лекция после моего появления продолжалась примерно час, и теперь было около пяти. Однако служба еще не закончилась. За проповедью последовала молитва. Затем, пробормотав у алтаря короткое благословение, преподобный обернулся назад с серебряным потиром в руке. Все собравшиеся встали и торжественно направились к алтарю, где по очереди становились на колени, чтобы пригубить жидкости из потира. Миссис Физер тем временем подошла к небольшому органу в одном из углов церквушки и стала исполнять попурри из мрачновато-траурных мелодий. Орган приводился в действие педалью, которая своим скрипом перекрывала звуки, что вырывались из страдающих одышкой мехов. Играла она отвратительно, украшая свое исполнение пронзительными стаккато и арпеджио, более неподвластными ее негнущимся, пораженным артритом пальцам. Но в этой приторной какофонии навязчиво повторялся мотив, который представлял собой – я мог поклясться – скорбную версию песенки «Прощай, дрозд».

Когда последний прихожанин испил свое вино, преподобный произнес короткое благословение на смеси латыни и кокни, протер потир и убрал его. Потом, повернувшись к прихожанам, он со значением задержал взгляд на мне и веселым голосом сказал:

– А теперь пойдем в сад на чашку чая?

Он и его жена сразу же обрушили на меня тяжесть своего гостеприимства. У меня к тому времени затекли руки и ноги, и я с удовольствием принял приглашение. Мы удалились в дальний угол дворика, где одна из прихожанок (маленькая, жилистая женщина по имени Алтея) уже подавала на стол обещанное угощение: умело заваренный чай и забавное мелкое печенье. Остальные последовали за нами, намереваясь слушать наш разговор с почтительного расстояния, – они расположились вокруг столика с зонтом, за который уселись мы. Я представился, назвавшись профессором университета, и по реакции Физеров понял, что они считают меня ценной добычей.

– Мы рады видеть в своих рядах университетских, – заявил преподобный, – потому что, как вам известно, мы здесь вошли в глубину вод, в самую глубину^{330}. У нас множество вопросов…

– Огромное множество, – вторила мужу миссис Физер.

– …и все они требуют внимания самых проницательных умов. Потому что, вы же прекрасно понимаете, насколько важны эти материи.

– Жизненно важны, – снова эхом отозвалась миссис Физер. Как я понял, у нее вошло в привычку снабжать замечания мужа звуковыми курсивами.

– Ваша область знаний – религия… философия? – спросил он.

– Скорее, исторические исследования.

– Да, конечно же. Достоверная наука, – продолжал преподобный, – Именно это нам и нужно. Потому что, как вы понимаете, истина…

– Вся истина, – пояснила миссис Физер, решительно погрозив пальчиком.

– Да, конечно, вся истина еще не сказана.

– Поскольку сделать это могут только те, кому она известна, – добавила его жена.

– Значит, вы историк? – спросил преподобный, – Возможно, вы знаете профессора Карстада? – Я ответил, что знаю, – Ах вот оно что! Великолепно. Он приезжал к нам некоторое время назад…

– Точнее говоря, несколько лет назад, – поправила его миссис Физер.

– И вы благодаря ему заинтересовались нашей верой?

Я решил, что чем проще, тем лучше.

– Да, благодаря ему.

– Необыкновенный человек. Такой мощный ум. Хотя, должен сказать, что в вопросах теории он слабоват. – Миссис Физер с умным видом покачивала головой, соглашаясь с мужем. – Да, в теории он определенно слабоват. Исторические детали – да, я бы сказал, это его сильное место.

– Страдания, – добавила его жена.

– Да, страсти. Большой знаток страстей.

– А вы? – спросила меня миссис Физер, ее глаза загорелись любопытством, – Вас интересуют страсти?

– О, более чем. – Я увидел, что это понравилось обоим, а над остальными собравшимися пронесся одобрительный вздох; некоторые из них придвинули свои стулья поближе. – Конечно же, я только начинающий. Нахожусь в поисках.

Преподобный снисходительно кивнул.

– Мы всегда готовы дать принять новичка в наши ряды.

Ряды? Передо мной было одиннадцать лиц, и все минимум вдвое меня. Я бы сказал, вымирающий приход.

– В вашей церкви состоит еще кто-нибудь? – спросил я, стараясь смирить вызывающие нотки в голосе.

– Мы имеем доступ ко многим другим.

– Здесь – в Эрмоза-Бич?

Преподобный отрицательно покачал головой, его прихожане повторили этот жест.

– Нет-нет, к тем, кто уже ушел.

Смысл сказанного от меня ускользнул.

– Но здесь есть и другие катары. – Преподобный вопросительно наклонил голову, – Кажется, я слышал о еще одной группе – в Малибу. Они называют себя Сиротками…

Преподобный не проявил никакого любопытства.

– Нет-нет, мы единственные, кто восходит к истинным катарам.

Одна из его прихожанок перегнулась через трость, служившую ей опорой, чтобы дать свои пояснения. Это была костлявая старуха, пребывающая, казалось, в постоянной борьбе со своей вставной челюстью.

– У нас контакт, – пробормотала она, улыбаясь мне неподвижной улыбкой. Она подняла согнутый перст, указуя на небеса. – Кон-такт.