Разница лишь в одном: коммунисты, может, и были мастерами в пыточном деле, но вьетконговцы хотели сломать Чарли Рейна, а не убить.
Если бы Чарли умер в их руках, он бы в каком-то смысле победил.
Если бы они убили командира американцев, никто из солдат не сломался бы после этого. С другой стороны, сломить его значило одержать пропагандистскую победу, очень важную для врага. Но парням из Акуньи плевать, выживет Чарли или нет; напротив, очевидно, что они с самого начала собирались прикончить его, едва получат серебряные доллары. Увидев, как стоически Чарли терпит их неумелые побои, они суют его руку в измельчитель отходов в кухонной раковине и перемалывают ее.
Потом приходят домой жена с сыном, и Марк, в попытке спасти отца (значимый момент и для него, и для Чарли), говорит ублюдкам, где спрятаны деньги.
И в знак символической благодарности парни из Акуньи расстреливают Дженет и Марка, а потом добивают и Чарли… вернее, так им кажется.
С этого момента и до самого финала майор Чарльз Рейн, с острым крюком вместо отрубленной руки, в большом красном «кадиллаке» с полным багажником оружия, в сопровождении блондинки-барменши Линды Форше ездит по Мексике и выслеживает парней из Акуньи, охваченный, как сказала бы моя героиня Невеста, «ревущей яростью мести».
Когда я впервые увидел «Раскаты грома» с матерью и ее парнем Марко в 1977 году, в премьерный вечер в Лос-Анджелесе, на двойном сеансе с «Выходом дракона», фильм сорвал мне крышу!
Что же в нем так мне понравилось?
Начнем с того, что в том возрасте
Мне так сильно нравились «Раскаты грома», что целых десять лет до того, как фильм вышел на видео, я гонялся за ним по всему Лос-Анджелесу, выискивая каждый кинотеатр, где он выходил в прокат (так жили киноманы до эры видеокассет). Когда я обзавелся машиной и научился водить, делать это стало легче. Но до тех пор я ездил на автобусе и тратил не один час на дорогу в какой-нибудь задрипанный пригород, чтобы еще раз посмотреть «Раскаты грома» в очередном кинотеатре с неповторимой атмосферой. Самыми памятными были красивый, но обветшалый «Орфей» в центре Лос-Анджелеса (на 35-миллиметровой пленке с испанскими субтитрами, довеском к «Хуперу» с Бёртом Рейнолдсом) и «Дворец» на Лонг-Бич, совсем не похожий на дворец (на тройном сеансе с «Воем» Джо Данте и «Хорошие парни ходят в черном» с Чаком Норрисом).
Поначалу охота за Чарли Рейном и его крюком приводила меня в грайндхаусы и всякого рода дешевые залы. Но позже, в 1980-е, «Раскаты грома» стали появляться во многих кинотеатрах повторного проката, в программах, посвященных войне во Вьетнаме. И мои встречи с фильмом Джона Флинна стали проходить в «Ньюарте» (на западе Лос-Анджелеса), «Нью-Беверли» (на Беверли и Ла-Бреа), «Висте» (на углу Голливудского бульвара и Сансет) и «Риалто» (в Пасадене), на двойных сеансах с такими фильмами, как «Расскажи спартанцам», «Кто остановит дождь» и даже «Апокалипсис сегодня» (довольно долгий был вечер в кино).
Неужели только мощно показанная вспышка насилия заставила меня так полюбить фильм Флинна?
Ну… на первом просмотре, наверное, да.
Но после того, как я несколько раз пересмотрел фильм, я стал лучше его понимать. На самом деле лучше, чем любой фильм, увиденный до тех пор.
Когда я раскручивал свою первую книгу, новеллизацию «Однажды… в Голливуде», я пришел на смешной подкаст под названием «Три книги с Нилом Пасричей». Концепция была такая: Нил обсуждает с гостем три книги, которые больше всего на него повлияли. Не обязательно три любимые книги – но три книги, оказавшие самое большое влияние на формирование личности, как правило, в ранние годы. Одной из выбранных мною книг была «Крутой наполовину» Дэна Дженкинса (до сих пор не читал ничего смешнее).
Я сказал Нилу, что меня по-настоящему зацепило (в 15 или 16 лет): Дженкинс написал всю книгу так, будто главный герой, Билли Клайд Пакетт, наговаривает ее на диктофон. Мне и до этого доводилось читать книги, изложенные от первого лица. Но впервые на моей памяти это было сделано так естественно, так непосредственно, так смешно.
Помню, я подумал: «То есть вот так можно написать книгу? Если так можно писать, может, и я смогу?»
И тут Нил (дай бог ему здоровья) сказал: «Ага, то есть эта книга разрешила тебе стать писателем?»
Он прав, так и было.
Точно так же «Раскаты грома» разрешили мне быть кинокритиком. Я впервые проанализировал фильм.
Фильм Джона Флинна и актерская работа Уильяма Дивейна дали мне возможность впервые заглянуть в глубину души героя и увидеть больше, чем показано на экране. В Чарли Рейне была глубина, была трехмерность, которая открывалась мне все больше с каждым пересмотром. Чарли Рейн стал первым киногероем, которого я пристально изучал после финальных титров.
Еще тогда я говорил, что «Раскаты грома» – лучший пример психологического портрета в боевике.
Я и сейчас так считаю.