Еще один срочник — большой барабан — Алексей Светлов, он же контрабасист. До армии учился в ДМШа (детской музыкальной школе) по классу виолончели. Родители когда-то, говорит, как насели, как насели… Изнасиловали, можно сказать, морально и загнали в музыкалку, заставили. Лёшка, естественно, говорит, жутко стеснялся этой своей «балалайки», и непременной бабочки под горлом. О том «чудном» времени он вообще вспоминает только с кислой миной, как о сплошной «детской великой освободительной войне». Так уж, говорит, трудно далось досидеть до конца школы. Мы представляем, искренне сочувствуем, если каждый поход в музыкалку под властным конвоем бабушки (ефрейтора, как её называл Лёшка) и все отчёты потом — бой в осаде. Полностью отсидев программу, сдав там всё, как бабушка-ефрейтор велела, Лёшка неожиданно увлекся игрой в Доме культуры «Железнодорожников» в эстрадном оркестре на младшем родственнике виолончели — на контрабасе. Вроде разница только в размерах инструментов, а вот увлёкся. «Руководитель оркестра — вот такой вот мужик, чуваки! — классическим джазом увлек. Представляете?! Вот это музыка. Вот была жизнь, чуваки, как во-сне: Дюк Эллингтон, Глен Миллер, Цфасман… Такие имена, такая музыка, чуваки!.. Одно слово — джаз». Запросто «пилил» там, говорит, и смычком.
У нас конечно не джаз, поэтому он в ансамбле играет на домре бас. Ну, понятно, что это далеко не то. Что ж делать? Родине виднее, где служить нашему Лёхе Светлову. На то она, как говорится, и Родина. Свою фанерную треуголку он не уважает, не эстрадный контрабас, как-никак, но в русском народном оркестре он на месте, незаменим — руки поставлены, техника хорошая, читает ноты с листа, артистичен. «Наша школа! — говорит старшина оркестра Харченко, гордясь хорошим музыкантом, — виртуоз парень. Кстати, берите пример, товарищи срочники. Далеко пойдет рядовой Светлов, далеко». В этом месте всегда кто-нибудь из сверхсрочников обязательно добавляет: «Пока милиционер не остановит, ага». Ха, завистники! Понятно, они. Мы-то знаем, Леха просто балуется на этой домре, природный артист потому что. А в военном духовом оркестре он небрежно машет колотушкой. С равнодушной миной шлёпает, плющит бычью шкуру барабана. Там вообще ему просто.
Теперь о нём самом. О внешних отличительных данных. Ну-ка, Лёха, повернись-ка, отрок…
Что вам сказать… В общем-то, и нечего вроде пока. Метр восемьдесят, худой, поэтому кажется ещё выше. Прическа — под «ноль», под машинку значит; уши естественно торчат; глаза большие и серые, ввалились, — не с блинов парень, с учебки только что, но блестят любопытством и озорством. Нос чуть коротковат и курносится. Курносится не сам по себе, а часто принудительно. Алексей постоянно шмыгает носом, и коротко проводит ладошкой снизу вверх, проглаживает нос, задирает зачем-то. Привычка, говорит, такая, с детства. Музыканты-сверхсрочники язвят: «Это пройдет, — друг-другу подмигивая, говорят, — женится, руки найдут другую забаву. Ага! У бабы, промеж ног! Ха-ха». Мы их не слушаем. Такие «взрослые» пророчества мы пропускаем про меж ушей. Кстати, руки у Лёшки длинные, пальцы рук тоже, но сильные. Это понятно, подергай-ка, тугие струны год за годом! Что еще?.. Про одежду можно не говорить, у всех она одинаковая — мешком. У него, к этому, еще и ноги худые, значит, голенища болтаются. «Велосипед» Лёха крутит, кто это видел, здорово и эмоционально. Что еще за велосипед такой в армии? Ну, это шутка у нас такая, кто не знает, с учебки, классная причем — бросишь незаметно в голенище окурок, и через пять минут, наблюдаешь мощный финишный спурт «велогонщика». Не в прямом, конечно, смысле велогонщика, а парня этого, у кого ноги в голенищах тонкие и болтаются. Весело так всем, ага! Да ничего особенного, игра такая… У него шаркающая пятками сапог походка, сутулые плечи — как бы обнимающие женские формы любимой виолы… нчели. На лице маска скуки и глубокой меланхолии… Тут понятно, мы все такие — замеланхолишь, когда впереди три года строгой изоляции от… да-да, именно от жизни, девочек, горячих и желанных, и от джаза тоже, и от нормальной еды, от мороженого, крем-соды… Короче, это Лёха Светлов. Хороший парень, нормальный пацан.
А вот нам на встречу, как по заказу, «скачет» и Артур. Почему скачет? А иначе он еще ходить не может. Стиль, говорит, такой у него с гражданки сохранился «попрыгучий», боксерский. На Сахалине и на Камчатке все так, он говорит, ходят, точно. Потому что все лучшие боксеры именно там, и именно с детства… (а я думал, там все прыгают, чтоб не замёрзнуть!) В этом и философия, и стиль его жизни.
Об Артуре.