Кирза и лира

А это хороший знак. Значит, настроение у старшины хорошее. Можно и другим срочникам в увольнение проситься, рискнуть. Как говорится, и крокодилы, бывает, летают… Если хорошее настроение у командиров и метеопрогноз соответствующий.

Всё организовал, пробил и увольнительную. Всё в порядке, всё чин-чинарём. Собрался. Жду.

Прождал всю субботу и воскресенье… Не пришла!

Не пришла. Она не пришла…

«Ааа-а-а!..»

Это у меня так мой внутренний голос воет. Волком воет от страшной тоски, от несбывшихся ожиданий, от избытка чувств. Бушует во мне, внутри меня, разрушительная отрицательная энергия. Ноют болью натянутые нервы. Всё из рук валится. Всё вокруг злит, бесит и раздражает. Ребята это видят, не трогают, стараются не задевать, обходят как больного. Понимают.

Ааа-а!..

Ну, и как это называется, как, а? Ведь обещала же, обещала! Я же жду. Я так жду её! И что? А её нет. Обманула… Обманула? Где она? С кем? Почему так? Ааа-а!

Так выло, бурлило и клокотало непрерывно до второй половины четверга.

— Слушаю, млад-се-жант-Пронин. — Вяло отвечаю в трубку внутренней телефонной связи. Мне её дежурный по оркестру сунул.

— Пронин! — Так же темно, как в голодном пустом животе, бурчит в трубке чей-то взволнованный голос. — Давай, быстро на КПП. Тебя тут спрашивают.

— Чего? — Я, в общем-то, и не вслушивался: что там кому надо. Думал, опять какая-нибудь наша армейская хохма.

Недавно, я сам, на такой вот звонок, не задумываясь, отхохмил кому-то в трубку. Решил, что это дежурный по-столовой звонит, время-то было обеденное — кто ж ещё к нам будет звонить в такое время? — представился небрежно так: «Кремль. Феликс Дзержинский у аппарата — слушаю! Это опять ты, что ли, Надежда Константиновна? Ну, задолбала!» Там, ни слово не говоря, почему-то дали отбой, а через пару минут к нам влетает разъярённый замполит полка полковник Серебров. Злой, как собака: «Эт-та, что такое тут, панимаешь, а? Это как это надо понимать, а? Кто этот наглец здесь, кто? Я вам покажу Надежду Константиновну, ёпа мать!» И давай меня при всех песочить. Короче, пять суток гауптвахты за Дзержинского или Крупскую, за обоих, я и схлопотал. А за что, спрашивается? Я же не знал, что это замполит звонит. В это время к нам обычно звонит только дежурный по столовой: «Эй, чуваки-музыканты, уже накрыто же давно. Давайте, бля, быстрее! Сожрут же, ну!» Больше и некому к нам в это время звонить, я же знаю. Да и шутка это была… Нормальная, между прочим шутка, армейская, причём, без матов. «Пять суток гауптвахты, я сказал, понятно, нет?» — кричит полковник. И так это всё у него серьёзно, словно это его я лично обидел. «Так точно, отвечаю, пять суток». А сам думаю, хорошо что не на пятнадцать замполит раскошелился. Хотя и этих много. Но концертные поездки меня спасли, — как без меня куда ехать? Никак. А потом, и «суп с котом», месяц быстренько сам собой пробежал, и наказание сгорело — оно ж не переходит. «Ти-ли, ти-ли, трали-вали!..»

В общем, в трубке уже отбойные гудки.

— Откуда это? — встряхиваю Вальку Филиппова, он трубку поднимал.

— Чего? — Филиппок не включается в начале. — А-а… сказали… вроде с КПП. А что? — Вырывается, рвётся от меня Валька. — Ты чё? Ну, пусти! Отпусти!

С КПП. Это она! Пришла? Она!.. Кто же еше?!

— Ур-ра, Валька! Она пришла!.. — Резко, как орех, до хруста, сжимаю Филиппка в своих объятиях. — Ур-ра! Валька!

— Ааа-атпусти. С… у-ума сошел?.. — задыхаясь, хрипит Валька.

Ошалев от радости и нахлынувшего счастья, ничего не видя под ногами, галопом лечу вниз по-лестнице на выход. «Пришла… Она! Пришла. Неужели пришла?!» А я было обиделся. Вот дурак! «Пришла… Она! Конечно она — больше и некому!» Ещё утром тяжеленные, большие двери одна за другой отлетают передо мной, легко распахиваются, как воздушные. Выскакиваю на улицу, в три прыжка преодолеваю расстояние до угла здания, заворачиваю за него… Тут уже и близко.

— Товарищ младший сержант! — Раздается властный окрик где-то за моей спиной. Не вовремя! Ой, не вовремя кто-то прерывает мой полет. — Товарищ младший сержант! К кому я обращаюсь?

Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Кого-то не заметил я, проскочил. Вот не вовремя! Тормозя, скачу на одной ноге… Поворачиваюсь. Почти спиной, вполоборота от меня, стоит незнакомый полковник — наверное из дивизии, их там много таких одинаковых, но разных. Нахмурив брови, полковник сурово смотрит в мою сторону. Ждёт.

— Ко мне. — Сухим тоном приказывает.

— Есть! — Прихожу в себя. Да-да, нарушил, понимаю, знаю. Мораль сейчас будет читать! Преувеличенно усердно топаю строевым шагом. Чётко, не качнувшись, останавливаюсь, докладываю, мол, младший сержант Пронин по вашему приказанию прибыл.

— Что же это вы, младший сержант Пронин, музыкант ещё, понимаешь, устав нарушаете, а? Уже и полковников не замечаете, так что-ли у вас получается, а, я спрашиваю? Это хорошо, что я вовремя увернулся… Вы же так и убить меня, наверное, могли. Вы понимаете это или нет?

— Так точно! Виноват, товарищ полковник. Торопился.