Китай под семью печатями

Прасковья с мужем уже успели порадоваться, что ласточки прилетели за неделю до православного Благовещенья; ранние ласточки – жди благих вестей, такое в народе поверье. Ещё полагалось молоком умыться, но найти молока теперь трудно, умыть личико и водой можно.

А вот с радостными вестями – тут вроде бы действительно сложилось. И именно добрым вестовым Прасковья спешила сейчас к мужу в своих кожаных черевичках с завязками на шнурках и в капоре на ленточке; принарядилась по такому случаю. Четырёхлетний Мишуха в ботиночках, позаимствованных у оставшейся дома шестилетней сестрёнки Клавочки (свои стали малы), где-то, отпустив мамину руку, перепрыгивал через ручейки, он ловкий. А где-то Прасковья брала сына под мышки и переносила через лужи. Он как пушинка, маленький и лёгкий, совсем не прибавляет в весе. Да и сама она отощала, чего уж там. И муж худющий, и сестра. Такие времена! Теперь какое платье из сундука ни достань, любое висит на плечах, как на вешалке.

И ещё, подхватывая сынишку, она всё время поправляла лёгкую сумку, которая на плече. Потом от греха подальше вообще перекинула её через голову, так надёжнее. В сумочке лежал бесценный груз, с которым она и торопилась к мужу.

Прасковья с Мишухой свернули на Васильевский, который хоть и назывался скромно переулком, но на самом деле был ещё недавно самой богатой торговой улицей. Весь Троицк не похож теперь сам на себя, а уж Васильевский тем более. Разорение. Модно-галантерейный и мануфактурный магазины закрылись на третий год германской войны. Не стало кондитерской, которая раньше на весь Васильевский благоухала ароматами ванили и корицы. Сколько-то времени после революции ещё подавал признаки жизни магазин москательных товаров, где муж Прасковьи и его брат закупали клей и краски для работы. Но эту торговлю как «средство наживы» у хозяина отобрали.

Прасковья подняла глаза на перекошенную вывеску бывшей аптеки «Помощь». Двери заколочены. Как и у магазина «Новыя книги». Всё набекрень.

Но Бог с ними, с модно-галантерейными рядами, туда Толстиковы и Усачёвы и так особо и не ходили. Но ведь не стало в Васильевском переулке и крупяной лавки. За неимением товара. Вот это для матери двоих ребятишек настоящая беда! Выручали речки Увелька и Уй, мужчины в семье знали, где поставить сети и раколовки. Но без хлеба и крупы – не обойтись.

Как такое могло случиться с богатым Троицком? Паня, как в семье ласкательно звали Прасковью, ещё с церковно-приходской школы знала, что через их Троицк проходил шелковый путь. Да она и сама, совсем ещё девчушкой, видела на окраине их города, у реки, целые караваны верблюдов, навьюченных тюками хлопка, который через Троицк везли в Россию из Бухары. До германской войны каждый год в Троицке с апреля по октябрь продолжалась ярмарка, куда съезжалось всё Поволжье и западный Казахстан. Не сыскать в Оренбуржье другого такого благополучного города, каким слыл их Троицк.

А что теперь? Всё скверно. Незасеянные поля в окрестных деревнях. Голод в двадцать первом. И, якобы для того, чтобы закупить посевное зерно на 1922-й год, эти самые новые правители, которые в кожанках и с наганами, забрали в Михайло-Архангельской и Свято-Троицкой церквях всё ценное – кадила, чаши для причащения, ризы с икон. И что? Думаете, они взаправду купят зерно для посевов? Свежо предание, да верится с трудом.

Выплыл из-за угла пеший казачий патруль. С объявлением коммунизьма (что за слово, никак не выговоришь!) в казачьем городе прогуливающихся людей почти не стало, зато добавилось военных. И Прасковья как-то напряглась, перешла с сыном на другую сторону улицы, покрепче прижимая к груди сумочку и стараясь не смотреть на этих дядек с винтовками, не встречаться с ними взглядами. Зато глазел на них Мишуха. У них красные ленты на фуражках. Промеж себя Усачёвы и Толстиковы мечтали, чтобы эти красные куда-нибудь пропали. Или чтобы им самим пропасть куда-то подальше от них, от красных.

Редкие ломовые извозчики с кладью на роспусках. Вот едва тащит полупустую телегу явно недокормленная тощая кобыла, сердитый кучер угощает её кнутом. А легковых извозчиков, таких ухарских и лихих, как раньше, на улицах вообще не осталось, все ходят пешком, город невелик.

А вот и Большая Базарная. Храм во имя Святого Архангела Михаила. Здесь когда-то крестили и Пашу Усачёва, и Паню Толстикову. Здесь они же, Павел и Прасковья, оба будучи шестнадцати лет от роду, бракосочетались. И здесь потом крестили и Клавочку, и Мишуху. А последний год колокол, кажется, не звонил ни разу. И главка-макушка у колокольной башни будто перекосилась, или это просто так видится.

С уроков в церковно-приходской школе Прасковья помнила, что Михайло-Архангельскую церковь в Троицке закладывал князь Владимир, сын Александра II. А ещё здесь однажды во время службы склонял голову перед алтарём сын Александра III цесаревич Николай – будущий Император Николай II.