Но налоги собирались медленно, а деньги требовались быстро. Их занимали у банкиров. Трудно представить себе богатого купца, отказавшегося помочь султану, падишаху или царю. Постоянное вмешательство власти удерживало накопление частного капитала на определенном уровне. На Западе власть рынка даже над самыми могущественными монархами стала реальностью. Король распоряжался лишь в своей стране, а деньги не признавали границ. Конечно, между монархом и банкирами отношения не всегда складывались блестяще, но побеждали чаще всего последние. Правители обращались к банкирам, королевские долговые обязательства начинали котироваться на фондовых рынках в Лионе, Безансоне, Пьяченце, на бирже в Антверпене. В XVII в. мировым финансовым центром становится Амстердам, позже его начнет догонять Лондон.
Деньги же в Европе были. Помимо доходов от производства, главные богатства поступали из-за моря. Их источником был прямой грабеж, эксплуатация рудников Нового Света, а после — плантационное рабство. Но за счет доминирования на море европейцы сумели выстроить несколько «торговых треугольников». Запад пока не мог предложить достаточно товаров, востребованных в Азии, но он занимался, как тогда говорили, «торговлей из Индии в Индию». В Индии, например, закупались опиум и ткани, которые шли в Малакку, где оставлялась часть тканей, предназначенных для материковой и островной части Юго-Восточной Азии. Там корабли загружались пряностями и с этим грузом направлялись в Китай, где тайно сбывали опиум и покупали шелк, который обменивали в Японии вместе с индийскими тканями и европейскими товарами на серебро и олово, столь необходимое для литья бронзовых пушек. Там же закупали мечи, фарфор и жемчуг для Малакки, Гоа и Европы. Затем, возвращаясь в Европу через Малакку, снова грузились пряностями. Морское господство позволяло быть монополистами, конкуренции следовало опасаться лишь со стороны других европейских стран.
Деньги, скапливавшиеся в Европе, «искали, где лучше». Пока короли предлагали высокий процент по своим займам, кредиторы скупали их долговые обязательства, хотя высокий процент свидетельствовал о ненадежности этих вложений. Деньги вкладывались в торговлю. Она была рискованным делом, однако развитие морского страхования снижало риски. Но от колебаний конъюнктуры и изменений торговых маршрутов никто застрахован не был.
В таком случае деньги вкладывались в производство или горное дело, в покупку земель. Однако если здесь доходность опускалась ниже 6 %, что было неизбежно без новых вложений, то деньги вновь начинали «искать, где лучше».
В конце XVII в. на растущем Амстердамском фондовом рынке бумаги Ост-Индской компании, бумаги Лондонского и Амстердамского банков раскупались хорошо, они считались надежным вложением, даже если приносили 4 % годовых. Таким образом, английский король, чей бюджет был в конце концов поставлен под парламентский контроль (и потому монарху можно было верить), получал займы под невысокий процент. А королю-солнцу Людовику XIV никто менее чем под 18 % ссуд не давал. Это объясняет общий неутешительный исход войн победоносной и хорошо организованной французской армии конца XVII–XVIII вв.
Но это означало, что и английские, и голландские предприниматели не могли сказочно разбогатеть на финансовых спекуляциях и правительственных займах, поэтому их капиталы перетекали в промышленность и бурно развивавшееся сельское хозяйство. Доходы, которые они извлекали, не были меньшими, чем от королевских займов, и обладали большей надежностью. В этом была одна из причин развернувшегося в этих странах аграрного и промышленного переворота.
Обе страны оказались в ядре экономической Мир-Системы. Обилие финансовых ресурсов обеспечило этим странам достаточную силу для поддержания своих колониальных империй и отражения внешних угроз без особого напряжения сил. Здесь и возникают либеральные принципы управления экономикой. Примечательно, что обе страны не будут привержены меркантилизму; отстаивая свободу торговли, обе проявляли реальную веротерпимость, предоставляли убежище эмигрантам всех мастей и первыми официально разрешили открытие синагог новым иудейским общинам.
Однако чем меньше у государств было финансовых возможностей, тем чаще их правители должны были прибегать к принуждению, чтобы «идти в ногу со временем». Когда-то страны, сопредельные средневековым кочевым империям, оказывались перед выбором — ответить на вызов, создав мощное государство, или быть ими завоеванными. Теперь же надо было предпринимать не меньшие усилия, чтобы устоять в мире, где произошла «Военная революция», подкрепленная экономической мощью передовых стран. Выход виделся в том, чтобы, усиливая государство, командными методами преобразовывать общество и хозяйство, создать новую армию, использовать иностранные капиталы, технологии и знания к своей выгоде, чтобы защитить свои земли, а при возможности и самим поживиться за счет соседей. Территории стран, не успевших вовремя перестроиться, начинали быстро осваиваться соседями экономически, а затем и политически.