Кью

Я действительно считаю, что слухи, приписывающие это преступление семейству Гонзага, имеют под собой реальную почву. Более того, нетрудно вплести это убийство в сложную панораму разворачивающихся перед нами событий. Если мы вспомним о том, что Ферранте Гонзага правит в Милане от имени императора и что уже какое-то время он не спускает с Пьяченцы своих жадных глаз, очень легко представить, что подобное грязное дело действительно имело место. От устранения Пьера Луиджи Фарнезе выигрывает Гонзага, так же как и Карл V, что дает ему возможность превратиться в страшную угрозу для Его Святейшества Павла III.

Считаю, что это предупреждение императора в ответ на слабые призывы заключить союз, которые Его Святейшество посылает новому королю Франции.

Но у Карла отнюдь нет намерений упустить благоприятные возможности, посланные ему самой судьбой, — в течение года умирают два его древнейших врага: схизматик Генрих VIII Английский и воинственный Франциск I Французский. К этому можно добавить победу, одержанную войсками императора над Шмалькальденским союзом под Мюльбергом: протестантским князьям там был нанесен серьезный удар, и это значительно укрепило императора.

Значит, нас не должно удивлять, что и в Италии Габсбург вновь возобновил наступление. То, чего ему не удалось достичь дипломатическим путем на Тридентском соборе, он может получить, посадив на Святой престол своего человека, а именно Реджинальда Пола, которого Ваша Милость предпочли бы видеть раз и навсегда выдворенным из Италии.

Сегодня больше чем когда-либо мы должны действовать с удвоенной осторожностью, чтобы избежать непоправимого ущерба.

Теперь перейду к своим последним достижениям в выполнении задачи, поставленной передо мной Вашей Милостью.

Благодаря рекомендациям, предоставленным Вашей Милостью, я начал переписку с властями и инквизиторами некоторых крупных городов полуострова. В результате я смог удостовериться в том, что сфера действий распространителей «Благодеяния Христа» расширяется: десять дней назад двести экземпляров этой книжонки были обнаружены в Неаполе. Это была самая значительная из всех конфискаций, произведенных в последнее время. В двух случаях мы накрыли и транспорт, перевозивший книги, — он связан с делами богатой семьи сефардов Мендесов, и теперь мы больше чем уверены в их участии в этих операциях.

Я получил от местных властей предварительный список имен людей, за которыми, как я полагаю, лучше понаблюдать с определенного расстояния.

Паж Симоне в Неаполитанском королевстве; Альфредо Бонатти в герцогствах Мантуя, Модена и Парма; Пьетро Перна в герцогстве Милан; Николо Брандини в Тоскане, Франческо Строцци и Джироламо Донцеллини в Венеции.

Речь идет о поставщике двора в Неаполе, о придворном, фаворите герцога Мантуи, о человеке, объездившем пол-Европы, торговце Библией, обменивающемся книгами со ссыльными в Базеле, члене флорентийской корпорации сукноделов и двух интеллектуалах, бежавших из Рима.

Список этих людей наглядно показал, как «Благодеяние» может быть использовано в Италии. Речь идет о людях культурных, приближенных ко дворам своих синьоров и способных распространять идеи среди знати, а также членов купеческого и ремесленного сословий. Мелкие рыбешки, которые со временем могут стать опасными.

Мой совет: если нет возможности отдать могущественных Мендесов инквизиции, потяните за последние звенья цепи, чтобы дать сефардам почувствовать, как «Святая служба» наступает им на пятки.

Мне больше нечего добавить, остается лишь ждать прика заний Вашей Милости, надеясь на Вашу дальнейшую благосклонность.

Q. Из Витербо, 20 сентября 1547 года.

Глава 25

Венеция, 2 января 1548 года

Закат. Мы в салоне в доме Мендесов. Беатрис молча стоит напротив меня, ее силуэт вырисовывается на фоне окна, в которое она смотрит. Против света ее черты кажутся затемненными и размытыми. Я сижу на тахте-оттоманке, потягивая греческое вино. Вино ароматизированное, оставляющее аромат смолы средиземноморских кедров.

Меня позвали сюда всего час назад, записку принес мальчишка. Я думал, появились какие-то новости, но ни Жуана, ни его брата, ни Дуарте Гомеша нет дома. После моего прихода даже прислуга исчезла. Я открываю дверь, два шага в прихожую — там улыбающаяся Беатрис.

Слабые звуки, отдаленные голоса доносятся до меня, пока я потягиваю вино, о котором даже Перна мне никогда не упоминал, между ковров, картин, мебели и цветов, которые мне никогда не доводилось видеть, даже в Антверпене.

Нормальный человек никогда не полезет на улицы и в катакомбы, где я бывал постоянно: каждый день и каждую ночь. Нормальный человек совсем по-другому провел бы эту зиму, да и все остальные зимы тоже. Он руководствовался бы не принципом — сделать то, что должен, а принципом — жить как можно лучше.

С этой женщиной, не похожей на всех женщин, которых я когда-то встречал…