Кюр Гора

— Превосходно, — заверил его Пейсистрат, — и она все лучше постигает то, что она — рабыня.

Кэбот был доволен сведениями, имевшими отношение к прежней мисс Пим. Чем скорее она окончательно поймет, что она — рабыня, только это и ничего больше, тем лучше для нее самой. Он предположил, что многие из тех молодых людей, что знали ее на Земле, не будут рассержены таким поворотом в ее судьбе.

— Немногие в цилиндре говорят по-английски, — заметил Кэбот.

— Девки обучают ее гореанскому, — сказал Пейсистрат. — Она быстро схватывает.

— Это хорошо, — кивнул Кэбот.

Для рабыни важно как можно быстрее начать говорить на языке своих владельцев.

— Она очень умна, — похвалил Пейсистрат.

— Хорошо, — сказал Кэбот.

Гореане не любят, когда к их ногам прижимаются губы глупой женщины.

— Разумеется, помимо этого, — продолжил Пейсистрат, — раз уж она — рабыня, ей преподают умения того, как надо ублажать мужчин. Стрекало тут очень помогает.

— Конечно, — усмехнулся Кэбот.

Безусловно, стрекало — очень мощный стимул к усердию и корректировке ошибок или неуклюжести. Его полезность можно также отметить при исправлении ошибок в гореанской грамматике, построениях фраз или так далее, если таковые имели место.

— Единственное, что меня удивляет, — признался Кэбот, — так это то, что на нее до сих пор никто не заявил своих прав.

— И ни один не заявит, — заверил его Пейсистрат.

— Это странно, ведь она весьма миловидна и хорошо выглядела бы в веревках, или согнувшись у чьих-нибудь ног, и наверняка ушла бы со сцены торгов по хорошей цене.

— И тем не менее, — сказал Пейсистрат, — никто не потребует ее себе.

— Конечно, это могло бы быть сделано от имени цилиндра, — предположил Кэбот.

— И даже это не было и не будет сделано, — сообщил Пейсистрат.

— Но на Горе есть множество рабынь, принадлежащих государству, учреждениям, компаниям и так далее.

— Да, только мы не Горе, — напомнил Пейсистрат.

— Есть трудности?

— Некоторые, — подтвердил Пейсистрат. — Еда, кислород, пространство, квоты, отчисления, требования кюров и прочие нюансы.

— Интересно, — хмыкнул Кэбот.

— Она должна быть либо востребована в ближайшее время, либо уничтожена, — предупредил Пейсистрат.

— Почему? — удивился Кэбот.

— Здесь нет лишнего места для ничейных рабынь, — объяснил Пейсистрат.

— Я знаю мир, — усмехнулся Кэбот, — где живут бессчетные тысячи ничейных рабынь.

— Я тоже знаю тот мир, — кивнул Пейсистрат, — но я предпочел бы говорить о бесчисленных сотнях тысяч, и даже о миллионах ничейных и невостребованных рабынь.

Кэбот предпочел промолчать.

— Но стоит только нам доставить их на Гор, — продолжил Пейсистрат, — и они быстро оказываются и востребованными, и принадлежащими, и однозначно собственностью рабовладельцев.

— Верно, — не мог не согласиться Кэбот.

Для рабыни это — радость, наконец, найти своего господина, впрочем, так же, как и для владельца наконец увидеть у своих ног его рабыню.

— Выходит, что кому-то придется заявить на нее свои права, — заключил Кэбот.

— Во сне, когда она спит, прикованная цепью, в напряжении и рыданиях, крутясь и перекатываясь, она выкрикивает твое имя, — сообщил Пейсистрат.

— Интересно, — протянул Кэбот.

— А разве Царствующие Жрецы не ее подсадили к тебе в контейнер на Тюремной Луне? — осведомился Пейсистрат.

— Ее, конечно, — согласился Кэбот.

— Нисколько не сомневаюсь, что ее изначально подбирали такой, чтобы она была не то, что привлекательной, а непреодолимо привлекательной для тебя, такой, чтобы она стала прекрасной рабыней именно для тебя, настоящей рабыней из твоих фантазий, созданной именно для твоего ошейника, возможно, даже выведенной для твоего ошейника.

— Возможно, — осторожно сказал Кэбот.

— Только, кажется, Царствующие Жрецы просчитались, — заметил Пейсистрат.

— Похоже, что так, — кивнул Кэбот.

Конечно, он не мог разглядеть иного намерения в том, что она оказалась в одном контейнере с ним, кроме как помучить его, заставить разрываться между честью и желанием. Но затем он спросил себя, как можно было желать такую женщину, настолько надменную и высокомерную, настолько одержимую ее собственным напускным, эксцентричным самовыражением, так наивно, вычурно и некритически переполненную тщеславием и препонами неестественной, претенциозной, несчастной цивилизации? Но, конечно, она была удачно выточена на токарном станке природы, чтобы дразнить и мучить мужчин, по крайней мере, пока она не стала их уязвимой, беспомощной собственностью.

— Но она, несомненно, рабыня, — заметил Пейсистрат.

— В этом не может быть никаких сомнений, — поддержал его Кэбот.

— А как Ты думаешь, знает ли она сама о том, что она — рабыня?

— В некотором смысле, — пожал плечами Кэбот. — Цепь на ее шее, не оставляет ей простора для сомнений относительно этого.

— Но считаешь ли Ты, что она понимает, что эта цепь оказалась на ней законно и правильно, что она ей принадлежит?

— Скорее всего, нет, — ответил Кэбот.

— И Ты думаешь, что она будет бороться с пониманием себя как законной рабыни? — спросил Пейсистрат.

— Вероятно, — пожал плечами Кэбот.

— Ты не интересуешься тем, чтобы заявить права на нее?

— Нет, — покачал головой Кэбот.