Кхаа Тэ

– Мы самые древние создания… Наши предки были первыми и единственными нелюдями, которые проживали на Нирбиссе, еще до Разлома. Почти никому о нас не было ведомо, кроме друидов, что эпохами оберегали гармонию Природы. Они знали нас, они общались с нами, храня тайну нашего существования. Человеческий род склонен к жестокости. Узнай о нас в ту пору люди, они бы истребили расу дендройдов в одно мгновение. До сих пор существует Мендарв, где народ цепляется за пережитки прошлого, стремясь уничтожить всех, кто отличается от них

– Я прошу прощения, а разве сейчас мы находимся не в стране людей? – осторожно вопросила девчушка, наперед зная горький ответ.

Дендроид вновь расхохотался, но увидев обеспокоенное лицо Ребекки, унял веселье и нахмурился.

– Ты в приграничной части Круана. Вот я тугодум! Я, было, подумал, что ты намеренно, явилась сюда. А нет! Видимо, ты заплутала в дебрях и случайно угодила на эту часть леса.

«Так вот откуда взялся тролль! Я все-таки миновала Дозорную тропу и каменное ограждение. Наверное, это случилось, когда я пересекала местность по поваленным древам. Я пропала! Я не смогу вернуться домой! А если мне и удастся отыскать стену, то наверняка меня заметит патруль и тогда мне не избежать казни».

У златовласки перехватило дыхание. Виселица и костер – это было меньшим из зол, что ждало ее, если она окажется в руках священнослужителей.

До недавнего случая на Ярмарке, когда Годфри не дал ей предстать перед очами Тивара, Ребекке не было ведомо о специфических пристрастиях владыки Мендарва.

Друг весьма внятно разъяснил златовласке про опасность, которую представляла собой непреодолимая тяга короля к хорошеньким молодым особам, исключительно простолюдинкам. Аристократки, возможно, и интересовали монарха, но он не осмеливался покуситься на них. Вероятно, он не желал наживать врагов среди дворян: просыпаться ночами в холодном поту, ожидая в своих покоях наемного убийцу или каждый раз, возносить мольбы Тарумону Милосердному, когда жаждет пригубить вино, надеясь, что в него не подсыпан яд.

Дабы не подвергать свою царственную особу риску, Тивар присматривал объекты для своих плотских утех среди крестьян или женщин, обвиненных в пособничестве нелюдям и колдовстве. Дочь фермера или ремесленника, оказавшись в покоях короля, становилась фавориткой, которой приходилось ублажать монарха по первому зову. Дворцовые куртизанки пользовались множеством привилегий: им дарили дорогие платья, порой, даже драгоценности. Когда любовница наскучивала Тивару, он преподносил ее в качестве дара своим советникам или любому другому аристократу. Те в свою очередь эксплуатировали бывших пассий владыки до конца своих дней или же продавали бедняжек в бордели, которых было уйма в Мендарве. В редких исключениях какой-нибудь граф, герцог или лорд, отпускал несчастную женщину на волю, снабдив ее небольшим приданным.

Какая бы участь не была уготовлена этим бедолагам, она была куда гуманнее, нежели та, что ждала привлекательных представительниц слабого пола, осужденных церковниками.

Перед тем, как выносился приговор и избирался вид казни для отступниц, они представали перед очами Тивара. Король, оценивающим взором проходил по рядам еретичек, отбирая хорошеньких женщин, которым суждено было ублажать монарха в Белой Зале.

Как только, перст Его Величества указывал на одну из приговоренных, та с ужасом в глазах падала ниц, целуя сапоги владыки, моля о пощаде или быстрой смерти. Жуткие слухи о белокаменной опочивальне Тивара ходили среди народа, но произносились шепотом, остерегаясь чужих ушей.

В мраморной спальне, лишенной окон, такой белоснежной, что при свете свечей приходилось прищуриваться, король воплощал в жизнь самые изощренные любовные фантазии. У Тивара для плотских утех, происходящих в Белой Зале, даже был набор специальных инструментов, которые он использовал во время развлечений с бедняжками, угодившими сюда.

Среди королевской прислуги были особые мойщицы, отмывающие от луж и брызг крови пол, колонны, стены и статуи, изображающие любовные игры мужчин и женщин. Дворцовые могильщики, под покровом ночи увозили трупы на городской погост, где для них был отведен специальный участок – огромная яма. Истерзанных женщин не хоронили, не забрасывали землей, не сжигали, их оставляли гнить, превращая в пищу для стервятников. Почти также поступали с нелюдями: выбрасывали тела на съедение диким зверям, но при этом не измывались над ними, как Тивар над своими жертвами.

Ребекку пробрала дрожь, как только, в ее разуме возник отталкивающий образ владыки Мендарва. Затем ее мысли переключились на отца и братьев. Они обезумят от горя, если следом за матерью исчезнет и она: сгинет в Дубраве, сгорит на костре или же станет безвольной куклой в волосатых и потных руках короля. Свет Тарумона Милосердного угасал в ее душе с каждой секундой. Слезы навернулись на глаза, она, стараясь не податься бури эмоции, сжала волю в кулак и, опираясь рукой о дерево за спиной, поднялась на ноги, ища глазами лукошко.