Клад Василия Блаженного

— Храм называется собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, строительство велось предположительно с тысяча пятьсот пятьдесят пятого по тысяча пятьсот шестьдесят первый годы, — сложив руки на коленях, тоном заправской отличницы перед экзаменатором принялась рассказывать Лена. — Собор объединяет одиннадцать церквей-приделов, часть из которых освящена в честь святых, дни памяти которых пришлись на решающие бои за Казань. Центральная церковь сооружена в честь Покрова Богородицы, вокруг нее группируются отдельные церкви в честь: Святой Троицы, Входа Господня в Иерусалим, Николы Великорецкого, Трех Патриархов: Александра, Иоанна и Павла Нового, Григория Армянского, Киприана и Иустины, Александра Свирского и Варлаама Хутынского. Они размещены на одном основании-подклете. А также имеется придел в честь нашего с вами знакомца Василия Блаженного, по имени которого храм получил второе, более известное название, и церковь Иоанна Блаженного, вновь открытая после длительного запустения в ноябре две тысячи восемнадцатого года. Собор входит в российский Список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО и является филиалом Государственного исторического музея, где я и работаю, — Синицкая сделала небольшую передышку.

— Все это весьма интересно, но я могу это же прочитать и дома в Википедии, — сурово процедил Владимир. — Вы не ответили на вопрос, почему именно здесь убивают людей?

Лена вспыхнула:

— Да откуда я знаю, почему именно здесь убивают людей?! Как будто я их здесь убиваю! Вам не угодишь, про пророчества о будущем — не надо, про собор — не надо. Так что вам рассказать? — гневно воскликнула девушка.

Ей было еще неловко после сцены в ванной, когда она, поддавшись эмоциям, вдоволь нарыдалась, а потом Яшин долго успокаивал ее валерьянкой и чуть ли не гладил по головке.

С одной стороны — да, неудобно, стыдно перед посторонним человеком, причем перед симпатичным мужчиной, да еще и пришлось выходить из ванной с красными глазами заплаканными, с распухшим носом — тоже мне, красавица.

Но он должен понимать, что она все-таки женщина, а эмоции прекрасному полу не чужды.

Лена кинула на него неприязненный взгляд. То по головке гладит, то бездушного робота включает.

— Ладно, извините меня, Елена Андреевна. Я сам не знаю, какая информация по храму мне от вас нужна. И, наверное, я поеду, засиделся уже. Спасибо за завтрак, за чай, за лекцию по истории. Извините, если что. Вот моя визитка. Если что-то вспомните, звоните в любое время дня и ночи. И еще раз извините, — отчего-то сконфузился следователь.

Лена хмыкнула и пошла провожать гостя в прихожую.

* * *

«Так, сегодня уже поспать не получится — нужно заехать в деканат, узнать, что же теперь делать с диссертацией и кто мой новый научный руководитель» — так рассуждала Лена, запихивая в сумочку многострадальный ноутбук и бумаги по научной работе.

Милашка-следователь уже укатил, потому придется добираться до вуза на метро. Хотя уже далеко не раннее утро, в подземке такой толкучки нет, можно благополучно доехать в другой конец Москвы.

Лена, накинув светло-оливковый плащ и сменив туфельки на удобные и комфортные балетки, заспешила в сторону метро.

* * *

На кафедре скучала Марианна Владимировна, секретарь декана исторического факультета Натана Юрьевича. Сегодня веселушка и болтушка Марианна выглядела какой-то помятой, заметно похудевшей и с черными кругами под глазами, даже яркая рыжая шевелюра и боевой макияж не добавляли радости в ее облик.

Увидев Синицкую, она обрадовалась, через силу улыбнулась и зашептала:

— Ах, Леночка, ты уже знаешь? У нас горе! У нас такое горе! Иван Васильевич… Он… Его… — дальше ее слова прервались обильными рыданиями.

Лена ободряюще погладила Марианну по полной пухлой руке, унизанной серебряными кольцами с камнями всевозможных цветов и размеров.

Любовь к серебру у Марианны Владимировны давно стала притчей во языцех для всех студентов и работников деканата. Зато никогда не возникало проблемы, что же дарить трепетной секретарше на день рождения или Новый год.

Она радовалась любой серебряной цепочке как самому роскошному платиновому колье и обязательно надевала ее на следующий день. Вот и сегодня поверх ее модной, горчичного цвета водолазки на пятом размере груди красовался не один десяток цепочек с кулонами. Выглядела она как рождественская елка — это не считая еще серебряного пирсинга в носу и нескольких, конечно же серебряных, колечек в левом ухе.

— Ах, какой преподаватель был! Ах, у кого же рука поднялась на него?! — шмыгая носом, вопрошала небеса Марианна. — Ах, кто же теперь у нас факультативы вести будет? Натан Юрьевич уже с утра с Потаповым закрылся в кабинете, все решают, что же делать. А ты что хотела? — обратила свой взор на Синицкую секретарша.

— Так у меня Плотников научным руководителем… был, — с трудом произнесла последнее слово Лена. — Вот хотела узнать, к кому мне теперь обращаться…

— Ах, Иван Васильевич… — снова заголосила Марианна.

Потом, внезапно успокоившись, сказала как отрезала: