Клан Ночных Фурий (СИ)

Впрочем, его мнение уж точно никого не интересовало, особенно саму Миру, которая невозмутимо и равнодушно продолжала делать то, что хотела сама, не ориентируясь на других и не ожидая чужого одобрения, потому что знала — всем было плевать.

Всем.

Всегда.

Вдруг Аскеля из размышлений вывело ощущение чужого, направленного на него взгляда, недоброго, прожигавшего насквозь, и это было жутковато.

Чужое внимание напрягало.

Он резко обернулся на смотревшегося и неожиданно для самого себя наткнулся на недовольный взгляд пронзительно-жёлтых глаз Миры, и это даже заставило его смутиться.

Жёлтых?

С каких пор её глаза стали жёлтыми, если они всегда были янтарными?!

— А она что здесь делает? — не дала ему закончить мысль эта назойливая муха, которую было всеми принято именовать Сморкалой Йоргенсон.

Девчонка вся некрасиво покраснела от возмущения, указывая полноватым коротким пальцем в сторону Миры, даже не обратившей внимания на распинавшуюся перед ней племянницу вождя.

Это даже позабавило Аскеля.

Однако, это лишь ненадолго сбило Хофферсона с недодуманной им мысли, к которой он всё же вернулся, дабы закрыть этот вопрос.

Иначе он просто не мог.

Причины изменения у Миры глаз были парню не известны, и он решил учитывать все вероятности вплоть до того, что ему банально показалось, но надежды на то было мало.

Слишком мало.

Катастрофически.

Однако, что ему было известно про людей с драконьими глазами? Ничего по сути, не считая недавнего рассказа Стоика о Сыне Луны, который, говорят, на мир смотрел глазами Фурий.

Погодите-ка…

Сына Луны.

Мира.

Нападение.

Исцеление…

То, что эти моменты были взаимосвязаны, Аскель понимал с самого начала, но раньше просто не придавал им такого значения и не выстраивал всё в такую цепочку, благодаря которой многое, если не всё, становилось понятным.

Теперь стало понятно кто, осталось понять как, пусть это и было не обязательно — просто хотелось понять откуда черпал Сын Фурий свои силы и возможно ли научиться тому же.

Крики ребят вернули Аскеля в реальность.

Опять.

А по арене метался Громмель, подслеповато щурясь и яростно разнося всё вокруг, постоянно врезаясь в стены, дезориентированный и явно очень оголодавший, бросаясь на всех подряд и только чудом обходя доселе Хофферсона.

Конечно, инструктаж, если таковой и был, парень бессовестно пропустил.

Продумал?

А близнецы и Рыбьеног уже успели выбыть из их урока, явно задетые залпом дракона, не успевшие сориентироваться, защититься если не своим Даром, то подручными средствами, и теперь формально убитые.

Раньше он не витал столько в облаках, понял с удивлением Аскель.

Это на него даже как-то не похоже было.

Совсем не похоже.

Сморкала, что ни удивительно, даже в тренировочном (ой ли) бою пыталась выглядеть наиболее выгодно с эстетической точки зрения, за что и поплатилась, еле успев закрыться щитом от залпа раскалённой лавы, выпущенного Громмелем.

Потому что магия огня от лавы не спасала.

Совсем.

И маги огня были очень даже уязвимы к высоким температурам, устойчивости к ней у них было не больше, чем у любого другого обычного человека.

Вот, остались только он и Мира.

Если честно, то — не удивительно, остались самые серьёзные.

Очень показательно.

Разозлённый дракон, не долго думая, бросился в сторону девушки, сходу определив в ней более слабую, более уязвимую цель, и теперь стараясь достать её своим залпом.

А Мира даже не пыталась изобразить, будто ей страшно.

Она просто посмотрела в глаза дракону, спокойно и даже как-то отстранено.

В упор.

Дракон мотнул головой и сам, без угроз или помощи со стороны Плеваки, поплёлся в сторону своей клетки под разочарованный вой остальных ребят, включая даже подражавшего остальным Рыбьенога.

— Ведьма! Как ты это сделала?! — взорвалась Сморкала возмущениями. — Ты же неудачница, горе всей деревни! Твои глупые родители были рады умереть, чтобы тобой не позориться!

Запрещённый приём.

Неправильный.

Грязный.

— Йоргенсон, а ты не перегибаешь палку? — тихо спросила Забияка, но вошедшая в раж Йоргенсон её уже не слушала, всё говоря и говоря очередные гадости.

— Повтори, — сказала почти неслышно Мира, когда её противница на миг умолкла.

— Ах, у нашей Рыбьей Косточки прорезался голосок? Что же ты раньше пряталась за маминой юбкой? Ой, у тебя же нет мамы! — ухмыльнулась Сморкала, стараясь давить в самое больное.

А Мира лишь наклонила голову к плечу, и на лице её изобразилось какое-то непонятное выражение, и самым правильным определением ему была «брезгливость», словно девушка была вынуждена смотреть на что-то интересное, но невыносимо мерзкое.

А потом тихо хмыкнув, она покачала головой.

Для обычно совершенно равнодушной ко всему девушки — верх эмоциональности.

— Как мне тебя жаль, Йоргенсон, — заметила Мира почти доброжелательно и, развернувшись, скрылась за воротами арены, так и не проронив больше ни слова.

«Жалеть надо жалких!» — вспомнил вдруг Аскель.

Действительно.

— Повзрослей уже, Йоргенсон, — бросил он Сморкале и тоже пошёл в сторону выхода под гробовое молчание остальных.

***

В последующие недели её успех на арене повторялся.