Основным тезисом Дика Чейни в июне было порицание Обамы за преждевременный вывод американского контингента из Ирака. Полемизируя с ним, Рэнд Пол напоминал о том, что для самого вторжения в Ирак в 2003 году основательных поводов не было, а «ящик Пандоры» суннитского и шиитского радикализма, открытый тогда, с тех пор не закрывался.
Незадолго до этого спора спецкоры по Ближнему Востоку обратили внимание на активизацию в Багдаде бывшего банкира Ахмеда Халаби, который накануне бушевской иракской кампании усиленно распространял версию о наличии у Саддама Хусейна оружия массового поражения. Его новые претензии на пост премьера Ирака совпали по времени с серией выступлений Чейни и с новыми слухами в Вашингтоне о том, что Джеб Буш принял-таки решение о своем выдвижении.
Но у Ахмеда Халаби во второй раз ничего не вышло. После поездки госсекретаря Джона Керри в Багдад шиитское большинство в иракском парламенте поддержало совсем другую фигуру — относительно лояльного своему предшественнику Хайдеру аль-Абади.
К госсекретарю Керри в Ираке прислушивались. В течение последнего года, после избрания президентом Ирана Хасана Рухани, иракское руководство все больше проявляло политическую и экономическую солидарность с Ираном. Между тем позиция Керри состояла в том, что в коалиции против пресловутого ИГИЛ следует привлечь Иран; на одном из заседаний в Сенате он не исключил и согласования операции с руководством Сирии — тем самым, которое уже три года подряд, по официальной позиции Белого Дома, «должно уйти».
Подобный «прошиитский» подход явно расходится с позицией госсекретаря Клинтон, которая в своей июльской полемической речи воспроизвела многие тезисы Чейни касательно Ирака и Сирии одновременно. Зато вице-президент Джозеф Байден в начале октября привел в негодование глав Турции и Саудовской Аравии одновременно, напомнив об их поддержке весьма неконструктивных сил в обоих ближневосточных государствах. Потом ему пришлось извиняться, но позиция была выражена вполне определенно.
Потом наступило 12 июня с двумя знаковыми авиационными событиям. Престарелый Джордж Буш-старший в свой юбилей успешно приземлился на парашюте. Зато наутро профессиональный летчик Ричард Рокфеллер, возвращаясь в свое имение с дня рождения своего отца Дэвида (так уж вышло, что у него с Бушем-старшим день рождения приходится на одно число), рухнул в самолете, которым сам управлял, на асфальт на северной окраине Нью-Йорка.
И это было не последнее сочетание экстраординарных событий в этом году. 17 июля Bloomberg опубликовала убийственный компромат на Джеба Буша, уличив его в извлечении прибыли из продажи Китаю сланцевого газа. И мало того, что кандидат от правых экспансионистов в корыстных интересах на практике подрывает план создания Трансатлантического торгового партнерства США-ЕС, миссией которого было ограждение от китайской импортной зависимости. Он еще и торгует через пресловутые оффшоры. А главное — скрывает эти действия, равно как и доходы, от американского избирателя!
Не прошло и восьми часов, как на территорию Донецкой области посыпались осколки фюзеляжа и фрагменты тел пассажиров лайнера Boeing, который вели в тот момент днепропетровские диспетчеры. Барак Обама, узнавший об этом по телефону от Владимира Путина, повел себя после этого — по мнению обозревателей — довольно странно. Президентский борт доставил его на запланированную встречу с избирателями. Пока Обама летел, он не делал никаких звонков, хотя в его манере — звонить иностранным лидерам из кабины. Он будто ждал, не случится ли в этот день что-нибудь еще. Только по возвращении Обама стал звонить Петру Порошенко и Наджибу Раззаку, и под предлогом длительности разговора самолет изменил траекторию и сделал разворот. Премьеру Нидерландов Обама позвонил позже — уже из Нью-Йорка. Лишь после того, как обсудил с Джо Байденом два события этого дня — катастрофу лайнера и решение Биньямина Нетаниягу начать наземную операцию в секторе Газа.
Поведение Обамы в этот день, многозначительно расписанное в деталях New York Times, производило впечатление ухода от погони. Как минимум, президент «исключительной» нации не был вполне уверен в том, что борт номер один долетит до места назначения. Такие догадки можно было бы назвать домыслами, если бы у Обамы не было оснований ощущать себя в небезопасности.