Клара и тень

– Художник заявляет: мое искусство есть смерть… Художник заявляет: единственный для меня способ любить жизнь есть… любить смерть… Потому что искусство, которое переживет века, есть искусство, которое умерло… Если фигуры умирают, картины остаются в веках.

– Он заставляет их читать какой-то текст, это точно, – отметил Босх, когда Тея выключила диктофон.

– Этот мудак – сумасшедший, ублюдок, сукин сын! – взорвался Уорфелл. – Это яснее ясного! Может, он и умен, но крыша у него того!

Освещенный «Лампой» Марудера, вздымавшей свои нагие стройные ноги рядом с его креслом, Бенуа повернулся к Уорфеллу.

– Все это спектакль, Герт. Они хотят, чтобы мы подумали, будто это дело рук психопата, но все это чертов спектакль, разыгранный нашими конкурентами, в этом я уверен.

– Как может быть, что картины останутся в веках, если фигуры умрут? – спросил Ключевой Человек. – Какой в этом смысл?

Все ждали ответа от Стейна. Но ответил Бенуа:

– Тут нет смысла. Если говорить о фигурах «Монстров», то картина, естественно, навсегда перестала существовать со смертью фигур. Они были незаменимы.

Снова раздался настоятельный тембр виолончели Харлбруннера, не отходившего от «Стола» с орешками. Он говорил и водил рукой по светлой поверхности бедер девушки, исполнявшей роль верхней части «Стола».

– Кто-нибудь может объяснить нам, новичкам в этой области, что за хрен этот… этот керу… керу… – Несколько голосов подсказали ему окончание слова, но Харлбруннер не захотел его произнести. – Судя по отчетам, лицо и руки этого Вайса были смазаны этим… так?

Настала очередь Якоба Стейна. Говорил он очень тихо, но гробовая тишина усилила звук.

– Керубластин – это материал, похожий на силикон, но гораздо более современный. Его разработали в лабораториях Франции, Англии и Голландии в начале века исключительно для использования в гипердраматическом искусстве… Гализмус,кажется, у вас, господин Кобб, – он указал на человека из кабинета канцлера, – есть ваш портрет работы Авендано, и вы знаете, о чем я говорю.

Тот с улыбкой кивнул:

– Да, он точь-в-точь как я. Иногда даже жутко становится.

Босх, вспомнив портрет Хендрикье, тоже вздрогнул.

– Керубластин используется в искусстве для многих целей, – продолжал Стейн, – не только для того, чтобы превращать модели в портреты, но и для изготовления нелегальных и легальных копий, для сложного макияжа и так далее… Опытный в обращении с керубластином человек может превратиться в кого угодно,в буквальном смысле слова, будь то мужчина или женщина. Достаточно нанести его, как мазь, на ту часть тела, которую необходимо скопировать, дать высохнуть и осторожно снять. Это идеальная маска. Однако, повторяю, чтобы легко обращаться со слепками из керубластина, нужно быть настоящим мастером. Они не плотнее слоя сливок на молоке.

– И исходя из всего ранее услышанного, – вставил Ключевой Человек, – этот тип действительнонастоящий мастер.

Последовало короткое молчание. Стейн, который, похоже, торопился, попросил Бенуа подвести итог предварительного заседания. Под воздействием внезапно возложенной на него ответственности Бенуа встал с кресла, надел очки для чтения и взял какие-то бумаги. Он наклонился влево, чтобы свет «Лампы» Марудера освещал текст.

– Кризисный кабинет формируется 29 июня 2006 года, в помещении, любезно предоставленном в наше распоряжение администрацией здания «Обберлунд» в Мюнхене. Его цели…

Цели были достаточно ясны. Отдел по уходу за картинами и служба безопасности срочно разработали две стратегии: защитную и активную. Меры по защите делились на три комплекса: снятие с экспозиции, удостоверение личности и конфиденциальность. Первый комплекс мер предполагал постепенное снятие с экспозиции всех публично выставленных картин Бруно ван Тисха сначала в Европе, затем в США и, наконец, во всем мире. Первой в Амстердам вернется коллекция «Цветы», потом настанет черед «Монстров», а потом пойдут отдельные картины, как, например, «Афина» из центра Жоржа Помпиду. Все картины будут помещены в безопасные места. Второй комплекс мер заключался в создании системы контроля личности служащих, находящихся в непосредственном контакте с полотнами, с помощью голосовых и дактилоскопических проб. Бенуа предложил снабдить уже проверенных служащих этикетками.

– Но мы тогда тоже станем картинами, – проворчал Уорфелл.

– А нет другого способа распознать керубластиновую маску? – спросил Ключевой Человек.

–  Фусхус,нет, – ответил Стейн. – Когда керубластин высыхает, он как вторая кожа. Даже приобретает ее температуру и плотность. Чтобы его выявить, пришлось бы царапать подозреваемых.

Предложение об этикетках осталось на рассмотрении. Затем шел комплекс мер по обеспечению конфиденциальности. С этого момента анонимный преступник будет именоваться кличкой Художник – ведь, судя по записям, таковым он себя считал.