В сущности, Рейган нарушает буквально все каноны образа, попирая допустимые в высшем и даже высше-среднем классе нормы презентации. Возмутительны крашеные волосы, румяна на щеках. (Надо полагать, список могли бы продолжить тени для век и подводка для глаз?) То же касается и его белой поплиновой рубашки с неизменно правильным воротником. (Пунктик по поводу аккуратности.) Ткань, из которой пошиты костюмы, вопиюще отсылает к буколическим привычкам среднего класса: да, «шотландка» – но никогда не плетением Глен43
. Галстук завязан полным виндзорским узлом – тем самым, который в фаворе у правильных «ботаников»-старшеклассников по всему свету. Когда после пресс-конференции Дэн Разер44 (не сказать, что икона преппи-стиля) выходит «подвести итоги» и попытаться упорядочить то, что наговорил президент, его голубая сорочка «оксфорд» с пуговицами на воротнике и галстук с контрастными диагональными полосками (так называемый «полковой» галстук) в большей степени отсылают к высше-среднему классу, нежели облик президента. Проницательный наблюдатель, желающий разобраться в мужских классовых сигналах, мысленно может вывести мелочность политики Рейгана (несущей родовой отпечаток: уроженец небольшого городка на Среднем Западе) из его манеры одеваться – так же как корни аристократически великодушной политики Рузвельта можно усмотреть в таких характерных классовых аксессуарах, как его знаменитый морской плащ45, пенсне и мундштук.Рональд Рейган – не единственный, кто нарушает все каноны джентльменского дресс-кода. Его примеру следуют и заметные члены его «команды» – такие как Александр (Эл) Хейг. (Хотя он уже не госсекретарь, но он так страстно желал стать президентом, что его упоминание здесь справедливо.) Конечно, жестоко требовать от солдата демонстрировать вкус на всех этих церемониях, когда ему приходится одеваться в гражданское. (Впрочем, всегда есть противоположный пример – генерал Джордж Маршалл: проходив всю жизнь в униформе, он сумел переодеться в штатское и носить костюм-тройку на трех пуговицах так, словно родился аристократом.) В случае Эла Хейга классовую стигму выдает «зазор воротника» – по этой промашке можно наверняка узнать пролетария. Мы ясно видим, как воротник его пиджака отстоит от воротника его рубашки и топорщится назад и кверху на добрый дюйм – впечатление, будто человек раскололся на части. Этот кастовый отпечаток не имеет какого-то специфического реакционного политического подтекста, что подтверждает и фотография Ричарда Хоггарда, британского радикального критика и сторонника партии лейбористов, на которой он рекламирует свою новую книгу: воротник пиджака сзади отстает минимум на дюйм, и, значит, зазор воротника проявляется как у левого, так и у правого плеча. И выдает он натуру не столько подвижника, сколько марионетки. То же – и с тем беднягой на телевидении, которого на днях интервьюировал Уильям Ф. Бакли. Он родом из Техаса и хотел высказаться по поводу учебников – насколько те помогают бороться, наряду с прочими грехами, с «промиб скотетом». (Бакли старался как можно деликатнее поправлять произношение на «промискуитет», чтобы публика смогла понять, о чем же говорит бедолага.) Но даже если бы техасец, крепко уверенный в силе своих аргументов, не повторял это слово раз за разом пролетарски неправильно, степень его восприимчивости и чуткости выдал бы его пиджак, отстававший от воротника рубашки на