– Как рада я, что вижу тебя опять, после долгой разлуки! Только что же ты мрачен так, чем озабочен ты, отец?
– Много забот у вождя, дитя мое!
– О, полно сокрушаться заботами, отец: проясни чело, взгляни на нас с братиком: мы опять с тобою; будь же весел, оставь свою суровость.
– Я рад, дитя, что вижу тебя такой веселой.
– Рад, а у самого текут слезы из глаз!
– Больно мне думать, что вскоре опять мы расстанемся, и расстанемся надолго.
– Ах, если б можно было и нам отправиться с тобою в путь.
– Скоро отправишься ты в путь – в далекий путь, и вспомнишь ты во время того пути об отце своем!
– Что же – одна я отправлюсь в путь или вместе с матерью?
– Одна: и отец, и мать, далеко будут от тебя.
– Что бы ни было, отец мой, ты только скорей возвращайся к нам из похода!
– Прежде чем выступить в поход, мне нужно принести еще здесь жертву, и при этом жертвоприношении ты не будешь праздной зрительницей.
Не мог Агамемнон продолжать далее разговора с дочерью, нисколько не предчувствовавшей близкой гибели своей; снова слезами наполнились его глаза и, обласкав дочь, он велел ей идти в приготовленный для нее шатер. После ухода Ифигении Клитемнестра стала расспрашивать мужа о роде и достатке жениха их дочери и о том, что было приготовлено для брачного празднества и какие приготовления нужно будет еще сделать Тяжело было Агамемнону скрывать от супруги убийственную истину. Мрачно и коротко отвечал он на ее расспросы и посоветовал ей наконец возвратиться назад, в Микены, и остаться там до дня бракосочетания.
– Неприлично, – говорил он, – жить женщине в воинском лагере, среди мужчин, да и дочери, оставшиеся дома, нуждаются в присмотре и заботах матери.
Клитемнестра не послушалась мужа и не согласилась предоставить ему заботы об устройстве брачного торжества. Безутешный, вышел тогда Агамемнон из своего шатра и пошел к Калхасу: надеялся он, что провидец найдет, может быть, средство спасти его дочь от смерти.
Немного спустя к шатру Агамемнона поспешно подошел Ахилл и стал расспрашивать у рабов, где ему найти царя. Не мог Ахилл совладать со своими мирмидонянами: требовали они, чтобы Агамемнон или плыл немедленно к берегам Трои или распустил дружины; да и самому Пелиду, болевшему сердцем по славе, невыносимо стало праздною бездействие. Клитемнестра услыхала голос Ахилла и, узнав от рабов, кто это, вышла к нему из шатра и дружески приветствовала его называя нареченным зятем.
– О какой помолвке говоришь ты? – спросил ее изумленный Ахилл. – Я никогда не искал руки вашей дочери, и Агамемнон ни слова не говорил мне про свадьбу.
Застыдилась тогда Клитемнестра и, смущенная стояла перед Ахиллом, потупив очи в землю: непристойными показались ей теперь ее речи к юноше, и не помышлявшему вступать в брак с их дочерью. Ахилл старался успокоить растерявшуюся царицу.
– Не смущайся, – сказал он ей, – и не сердись на того, кто подшутил над тобой: мне же прости, что я, изумленный твоими речами, опечалил и смутил тебя.
Тут вышел к ним из шатра старый раб, которого Агамемнон посылал с тайным письмом в Микены: раб тот служил еще отцу Клитемнестры и последовал за нею в дом ее супруга. Трепеща от страха, он открыл своей госпоже, что Агамемнон намерен принести дочь в жертву Артемиде. Ужаснулась Клитемнестра, пала к ногам Ахилла и, рыдая, обняла его колена.
– Не стыжусь я, – говорила она, – припасть к ногам твоим: я – смертная, ты же – сын бессмертной богини. Помоги нам, спаси мою дочь! Брачный венец возложила я на ее голову, когда везла ее сюда, а теперь должна одеть в могильные ризы. Вечный позор будет тебе, если ты не защитишь и не спасешь нас! Заклинаю тебя всем, что тебе дорого, божественной матерью твоей заклинаю тебя – защити нас: видишь, я не у алтарей ищу себе защиты, а припадаю к твоим коленам. Нет у нас здесь защитника, нет человека, который стал бы за нас; если и ты отвергнешь мои мольбы, дочь моя погибнет.
Тронут был Ахилл мольбами и рыданиями царицы и вознегодовал на Агамемнона за то, что дерзнул он злоупотребить его именем, дабы обмануть свою супругу и похитить у нее дочь. Поднял Пелид громко стенавшую Клитемнестру и сказал ей:
– Я буду твоим защитником, царица! Клянусь Нереем, божественным родителем матери моей Фетиды: не коснется твоей дочери никто из ахейцев, даже сам Агамемнон. Я был бы презреннейшим из трусов, если бы позволил именем моим привлекать людей к смерти! Если допущу Агамемнону исполнить, что он задумал, – я навеки запятнаю свое имя!
Так говорил царице Ахилл и дал ей совет – попытаться сперва упросить мужа, смягчить его сердце мольбою, ибо доброе, от сердца исходящее слово имеет иногда более власти, чем сила. Дав еще раз обещание быть бдительным защитником Ифигении, Ахилл удалился.
Возвратясь в свой шатер в твердом намерении принести дочь в жертву Артемиде, Агамемнон с притворно спокойным видом сказал супруге:
– Приведи ко мне дочь: я все уже приготовил для ее бракосочетания: готова и священная вода, и жертвенная мука, и телицы, кровью которых окропляют при заключении браков алтари Артемиды.