Классический и неклассический идеалы рациональности

Но это становится проблемой, если мы на полном серьезе возьмем факт существования, во-первых, свободы и, во-вторых, неопределенности. Кстати, эта неопределенность очень хорошо чувствовалась Марксом. Поэтому он пытался прежде всего разрушить это представление, заранее заданное любому экономическому исследованию, - представление "гомо экономикус" как некоторого стержня, или базы, на которой навешена некоторая рациональная сумма потребностей, рациональная сумма возможных целей и рациональных средств достижения этих целей. Что я имею в виду под неопределенностью? Я попытаюсь сейчас это проанализировать, взяв ее вместе с еще одной вещью, и эту вторую вещь я хочу сразу же оговорить.

Мы говорим о рациональном действии. Эта модель рационального действия до сих пор господствует в социологии и в экономической теории, да и вообще в понимании культуры, культурных действий. На фоне такого понимания рационального действия и возникают все призраки патологии (это в области психиатрии), т.е. отклонений от нормы, все призраки рассмотрения иных обществ как недостаточно буржуазных или отклоняющихся, или неразвитых, архаичных и т.д. Вторая вещь, о которой я хотел сказать, и состоит в одном простом вопросе, который можно задать по отношению к этой схеме. Схема содержит в себе тайное предположение (кроме того, что она замыкается на посылку предустановленной гармонии), что все человеческие действия есть действия достижения некоторых целей, практическое содержание, практический смысл которых понимаем агентом и может понят быть и наблюдателем каким-то, не занимающим непосредственно места в этой системе действий. Возникает один интересный вопрос, и он сейчас меня по своей нити возвращает к тому, что я говорил о предметных или адекватных действиях, об установке, о духовных проблемах и пр., а именно, вопрос следующий. Во-первых, все ли действия таковы, все ли действия есть действия достижения определенных практически понятных (и в этом смысле целесообразных) или рациональных целей? Нет ли каких-то других действий? И во-вторых, не являются ли эти, какие-то другие, действия более решающими и имеющими большие последствия для человеческих судеб или формирования человеческого существа, чем эти вот первые практические действия, единственно которыми занимается вся теория рационального действия, и в том числе теория просто действия (я имею в виду теорию Т. Парсонса). Я буду называть для начала пока эти другие действия избыточными. Они ничему не нужны, ничему не служат в утилитарном смысле.

Иными словами, я попытаюсь пока выявить некоторые действия или состояния, отличные от понятных отношений рационального действия. Первые отличаются от вторых своей явной избыточностью и, очевидно, некоторой способностью динамизации человеческой жизни и ее интенсификации поверх и помимо того, что биологически, социально-практически нужно.

Я напомню одну простую вещь, странную, казалось бы, и она приведет меня снова по другой линии спирали к этим предметным действиям или к тому, что я назвал в начале непонятным словом "третьи вещи". Обычно, особенно в XIX веке, когда делались археологические раскопки, то в силу многих позитивистских установок при поиске останков древних человеческих существ или непосредственно предчеловеческих наших предков искали рядом с ними и предметы. Искали-то предметы практические - какую-нибудь разновидность ножа кремневого или какого-то еще, стрелы (тоже практический предмет, хотя служит для убийства), топора и т.д., - руководствуясь, очевидно, той же самой схемой рационального действия, о которой я говорил перед этим. Искали это, а находили (конечно, находили иногда и орудия) странным образом в решающем в самом интересном числе случаев, абсурдные, никому не нужные предметы. Начнем со скальных изображений, которые явно (можно затратить всю силу божественного или дьявольского ума, и даже этой силы не хватит на то, чтоб превратить эти наскальные изображения в простые репетиции охоты, которые совершал якобы первобытный человек) избыточны и неутилитарны. Находили некоторые символические предметы, которые создавали какое-то другое пространство, были явно предметным бытием ритуала и мифа. Сейчас некоторые из них мы называем произведениями искусства (скажем, наскальные изображения самые древние). Но сам термин "искусство" есть продукт поздних наших классификаций департаментов культуры, когда искусство существует как специальная и отдельно выделенная область разделения труда, но такого предположения мы не можем сделать по отношению к самым древним временам.