Клавдий. Нежданный император

Если присмотреться, то в отношении сената к Палланту нет ничего поразительного. Напротив, оно вполне соответствует его общей линии поведения в рамках принципата. Давайте вспомним. С одной стороны, сенат больше не хочет править. Он предоставляет эту обязанность принцепсу и даже соглашается обходиться с ним как с царем, хотя он сам ведет себя по отношению к сенату как республиканский магистрат, которым официально считается. С другой стороны, сенат отказывается и играть роль правительственного советника, также сознательно предоставив ее familiares Augusti.

Отсюда эта лицемерная лесть императору и его домочадцам, хороши ли отношения между ними и сенатом или нет. Если они хороши, перед господином лебезят, чтобы он продолжал хорошо себя вести и чтобы добиться от него желаемого; если они плохи, перед ним лебезят еще больше, чтобы продемонстрировать свои добрые намерения, пока подспудно плетутся заговоры. По необходимости льстят и вольноотпущенникам, если те влиятельны и в чести у государя. В этом плане случай с Паллантом символичен. Почему сенаторы принялись вдруг превозносить вольноотпущенника? Просто потому, что Клавдий указал: внесенный им законопроект был разработан Паллантом. Большего и не требовалось, чтобы сенат присвоил тому преторские знаки и премию в 15 миллионов. Кстати, сам Клавдий и ответил, что его сотрудник примет первые, но отказывается от второй. В общем, не будем заблуждаться. Сенаторам не было никакого дела до Палланта. Пышные почести, которыми они хотели его наделить, на самом деле были ясным сигналом императору, который можно расшифровать следующим образом: «Ты прекрасно управляешь страной вместе с превосходными советниками, ты видишь, что мы тебе для этого не нужны, продолжай в том же духе, и мы проголосуем за любые постановления, какие захочешь…»

В возмущении древних авторов положением вольноотпущенников и поведением сената тоже нет ничего странного. Эти труды были написаны людьми из сенаторского или всаднического сословия, а потому отражают реакцию класса на преуспеяние бывших рабов. Тот факт, что эти высокопоставленные вольноотпущенники были греками, на что указывают их имена, только усугубляет положение, задевая «староримскую» струну в сердце авторов. Что до подобострастия сената, то эта тема часто встречается в текстах. Авторы его беспрестанно осуждают, но знают, что оно входило в правила игры, и зачастую сами ведут себя подобострастно. Возьмем Плиния. Это очень храбрый и щепетильный человек, но и он ловко наводит глянец, обращаясь к Траяну. В своих письмах он то и дело называет его «государем» — титулом, который вошел в употребление позже, при Адриане, а Юлии — Клавдии от него отказывались. Свой «Панегирик императору Траяну» Плиний нашпиговал преувеличениями, без которых вполне мог бы обойтись, даже если избранный им жанр и располагает к лести. Расхваливая военные таланты императора, он восклицает: «Женщины только тогда познали истинное счастье материнства, когда они увидели, какому принцепсу они родили граждан, какому полководцу солдат!» Ниже, благодаря Траяна за содержание на государственный счет бедных детей, Плиний превосходит сам себя: «При твоем управлении и легко и хочется принимать на себя воспитание детей. <…> Веским побуждением к воспитанию детей является надежда на поддержку от государства, на подарки, но еще более того, уверенность в свободе и безопасности. <…> Они содержатся на общественный счет в качестве запасного войска на случай войны и в качестве украшения государства в дни мира и приучаются любить родину не только как родину, но и как кормилицу. Из их числа будут пополняться лагеря и трибы, от них будут рождаться дети, которым уже не потребуется пособия. <…> Они же рождаются ради тебя». Другими словами, нам остается лишь удовольствие делать детей, поскольку кормить их будешь ты! А еще нам выпала радость отправлять их на убой в твои легионы, которыми ты так хорошо командуешь! В этом их долг перед тобой: разве они родились не благодаря твоим пособиям? Неужели, пресмыкаясь, надо было пасть так низко? А ведь Плиний — сенатор…