Клеймённые уродством

…Я стояла перед зеркалом в ванной комнате, упершись руками в раковину. Зеркало было мутным, отражало белый кафель, с черными практически полосками. Обшарпанную ванну с поломанной правой ножкой — она всегда угрожающе начинала пошатываться если встать неправильно. Я вглядывалась в свое лицо, глаза. Они всегда казались мне немного отвратительными — такие серые, маленькие, хотя раньше давало только в плюс — я была незаметна. Худое лицо, с синяком под скулой, но он уже проходил и вообще никак не давал о себе знать. На мне была чья-то растянутая футболка, может Стива или Питера, не помню. Я была только в ней и в нижнем — жизнь с этими ребятами постепенно убивала во мне комплексы, упорно толкая даже к какому-то разврату.

Я стояла так минут с 5 или 10, потом усмехнулась, взяла массивные, местами ржавые ножницы, закинула все волосы на одну половину головы. Отобрав одну достаточно большую прядь, я выдохнула и сделала «чирк»…

Примерно так я выбрила себе первый ирокез. Достаточно неумело и рвано — мне его потом немного ровнял братец, еще не крашенный, на нестриженые волосы. Пит ругался, говорил, что могла бы попросить, а я сидела и глупо улыбалась. Я слышала ветер. Не знала какой точно, но он мне нравился.

Ветер звал за собой. Увлекал, хватал за руки и смеялся, запрокидывал голову, раскинув руки. У ветра были ясные, полные пьяного задора глаза, которыми он смотрел на высотки домов, утопающих в закате. У ветра были сильные ноги, которые несли его по мостовой на встречу чему-то страшному, но от этого еще более интересному и интригующему. Он был рядом, когда мы шатались по ночным улочкам во весь голос зачитывая стихи — свои, чужие — без разбора. Был рядом в те моменты, когда сносило башню от восторга жизни я смеялась, задыхаясь, пихала в плечо братца и мы начинали шуточную драку, в которой он обязательно скручивал меня, прижимая к себе спиной я чувствовала наглую улыбку парня, что распаляла еще больше. Я внезапно… полюбила жизнь. Со всеми ее шутками, ударами о землю. Со всем ее сумасшествием я полюбила ее и поняла, что все отлично складывается. И что могло произойти, пойти не так? Кто бы посмел разрушить это счастье? Покажите мне его — я лично набью ему морду!

Но все же… я понятия не имела что это за ветер. И что за этим задором скрывается обратная сторона. У всего есть своя цена, верно, подруга? У всего.

Я до сих помню: белый как полотно Стив вваливается в квартиру, держится за руку, вся видная мне тыльная сторона ладони в крови. Я бросаюсь на кухню за бинтами и прочим, дрожащими руками роюсь в аптечке и плюнув, тащу всю сразу. По возвращению вижу Пита, который заносит Джессику в комнату, у входа как подкошенный падает Джефф. У Джесс пробита голова, она без сознания. У братца все лицо представляет из себя один сплошной синяк, с кровавыми подтеками.

Оборачиваюсь: Стиви втаскивает патлатого друга, сажает его в кресло, шумно дышит, поминутно морщится и рычит от боли.

А мне страшно — ноги подкашиваются.

— Что произошло?

— Наткнулись на толпу ублюдков, — парень сполз по стене, закрывает глаза.

***

Джейкоб был моим вторым. Я точно не помню как, но в один день мы проснулись в одной постели полуголыми телами. Он сказал мне, что я могу встать и уйти и он не осудит меня за это. Но вместе с этим…

— Я люблю тебя еще с того раза, как увидел. Без всего этого панковского маскарада. Серой, забитой, но огненной и яркой.

Что-то во мне икнуло, я только прижалась к нему, слушала как тот шумно дышит, как бьется его сердце и чувствовала как Джейк улыбается. И мне стало спокойнее, хотя и щеки пылали — из одежды на мне была только юбка. Он не был шкафом по комплекции, но почему то его объятия казались медвежьими и теплыми. Он в принципе всегда был горячий.

Мы были вместе еще не так уж и долго, месяца два или три, хотя по сравнением с течением девушек у Стива иной раз — я понимала, что это почти вечность. Мне было хорошо с ним — его осторожные касания, его глаза и взгляд, его решительность, его спина, если говорить о действительно прекрасном. Поняла я таки и выражение «бабочки в животе», когда эти дамы брались отплясывать страстное танго от одного только взгляда. Джейкоб варил прекрасный кофе и самогон, возможно поэтому работал либо бариста, либо барменом, хотя нигде не задерживался долго. Начальство вечно устраивало скандалы, что он выглядит "не так, как надо" и грозило увольнением, а Джейк просто пожимал плечами и уходил, забрав из кассы деньги, которые отработал. Мы даже подумывали о том, что если откроем все таки свое дело, то поставить его разливать, наливать и мешать — потому что он делал это просто потрясающе. Лучше он только трахался.