Клеймённые уродством

Меня какое-то время не было. Вообще. Я тенью шаталась из комнаты на кухню, в туалет и обратно в комнату. На кухню — что бы попить воды, ну либо меня тащили парни и чуть ли не силой впихивали еду. Потом я блевала, потому что ни куска в глотку не лезло. Я не могла спать одна и хотя Пит ложился со мной, я чувствовала не то, не могла найти тепло в нем, не чувствовала как меня кто-то обнимает, хоть мозгом и понимала что меня только что прижали к себе, но все равно… не могла. Ничего не чувствовала, ничего не хотела. Чаще всего я просто лежала на матрасе, глядя в потолок и по щекам катились слезы. Пустота, которую я ощущала ежесекундно как черная дыра просто сжирала меня заживо. Не знаю насколько я похудела за все это время, но скулы стали выпирать еще сильнее, синяки под глазами не сходили. Слабость иной раз накатывала такая, что приходилось просить кого-то поднять меня и помочь дойти три метра до туалета. Чувство обреченности и беспомощности проследовало меня по пятам. Книги отвлечься не помогали, музыка делала только хуже, несколько ранее любимых песен я вовсе удалила, потому как всякий раз, когда они включались горло сводило судорогой и я даже не могла нормально вдохнуть. Перед глазами день за днем маячила картинка той драки, и она не пропадала. Не становилась менее четкой. Она намертво врезалась в памяти, будто ее выжгли там клеймом.

Они не знали что со мной делать, никто из них. Сначала пытались говорить, вытаскивать куда-то. Но я все равно оставалась тенью, шла позади всех, сунув руки в карманы и смотрела себе под ноги. Пинала камушки и прочий мусор, не огрызалась на прохожих, которые иногда задевали меня плечом, почти сбивая с ног. Что-то во мне щелкнуло, вспыхнуло с огромной силой и затухло в тот же миг. Да, я получила пару новых способностей — например нырять в чужие воспоминания, смотреть свои точно фильм. Я стала лучше видеть, находясь в Астрале, а не следовать за Питом точно слепой котенок, когда мы выбирались туда ранее. Могла вполне самостоятельно летать над городом, задумчиво разглядывая улицы, людей, проносится над самыми крышами и мостовыми и не боятся что какой-нибудь наглый способ будет помехой на моем пути. Но радости особой это не принесло. Летать я перестала, практически не пользовалась магией вообще — даже сигареты подкуривала зажигалкой.

Потому что каждый дом — от него почти пахло Им. Я пробовала пить, бухать, пробовала напиваться до того состояния, что не помнила и не понимала где нахожусь, но КАЖДЫЙ БЛЯДСКИЙ РАЗ его лицо снова и снова осуждающе на меня смотрело и я плакала, моментально отрезвев, сколько бы до этого я не выпила. Мне было противно от самой себя, противно от алкоголя, травы, бармена который мне подливал — бог знает где я вообще брала деньги, иной раз я даже не помнила себя несколько дней, где была, с кем и что делала. Один раз меня забрали из какого-то притона, а когда отошла от похмелья — даже не удалось вспомнить про него. Я ненавидела себя все сильнее, потом отходила, снова превращалась в тень, потом случайно меня заносило в какой-то бар и все начиналось снова. Чей-то голос, спрашивающий. не ищу ли я компании, потом алкоголь — мне часто угощали, надеясь, что потом поеду с ними. Иногда прокатывало, но только если конечный пункт был другим баром или еще каким-то заведением, где можно накидаться. Те, кто распускали руки, получали по щам.

Время тянулось то как целая вечность, то пролетало не заметно — вот вроде проснулась, а вот уже вечер и последние несколько часов выпали из памяти. Будто я просто слишком долго моргала или же провалилась в дремоту. Вот кто-то прошел по коридору, заглянул ко мне в комнату, смотрел с минуту или две — ушел. Каждый день происходил один и тот же разговор.

— Как ты?

— Никак, — взгляд в потолок.

— Пойдем, проверишься хоть?

Рука осторожно тянется ко мне, касается лба, щеки. Я вздрагиваю.

— Пит, не надо. Идите без меня.

Отпускать меня стало только через месяц или два. Помогало то, что на улице периодически кто-то докапывался. Троих я отправила в реанимацию, еще пятерым сломала несколько ребер, попутно они все получали различные травмы, некоторым просто съездила по роже. Во мне то бурлило с неистовой силой, то я вновь угасала и от гнева не оставалась и следа. И это раскачивание лодки явно не особо хорошо влияло на психику — я несколько раз кинулась на Питера с ножом, когда он просто попросил сделать чай. Вреда я ему не нанесла, парень ловко скрутил меня, выбив оружие, но потом я долго плакала, лежа у него на коленях, а он поглаживал меня по волосам, что-то шепча. Всплески ярости сменялись апатией. Апатия — всплесками ярости. И так по кругу. В определенный момент я всерьез начала опасаться за свое душевное равновесие, но потом махнула рукой — какой там. Пусть лучше вся эта срань просто добьет остатки нервных клеток, которые еще были живы и функционировали с горем пополам.