Клео. Как одна кошка спасла целую семью

Добравшись до верха лестницы, я ступила на крышу. Правда, трудно было назвать крышей это поле ржавых дырок, наползающих одна на другую, — ненадежная опора для далеко не хрупкой женщины.

— Эй, кисуля! — окликнула я. Силуэт на верхушке трубы не шелохнулся. Бедная кошечка застыла и боится двинуться от ужаса. — Клео, не бойся. Сейчас я тебе помогу.

Крыша протестующее скрипела и стонала, пока я карабкалась к трубе, с трудом сдерживая бунт в желудке. В голову только сейчас пришла мысль о том, что если уж у Клео, ловкого четвероногого, возникли проблемы со спуском с этой крыши, то неуклюжей жертве морской болезни не стоило сюда и соваться.

— Держись! Я уже почти добралась, — снова позвала я.

Два светящихся глаза вспыхнули прямо у меня над головой, а затем недобро сузились. Клео раздраженно тряхнула головой, будто давая понять: она недовольна, что ей помешали. Она изящно поднялась на ноги, выгнула спину дугой и громко зевнула. А потом легко соскочила с трубы на крышу, в два прыжка пересекла ржавую жесть, перепрыгнула на ближайшее дерево и соскользнула вниз, приземлившись в паре сантиметров от платформ Джинни.

— Я боюсь, меня сейчас стошнит! — проскулила я, глядя вниз на Джинни.

— Ты справишься. Только не торопись. Сползай потихоньку к стремянке, вот так, умница. Теперь разворачивайся. Нащупай водосточный желоб… Вот молодец!

Ступив наконец на твердую землю, я успела отойти на три шага, а потом меня вырвало на куст гортензии.

— Почему же ты не сказала, что боишься высоты? — недоумевала Джинни.

— А я ее особо и не боюсь. Да меня никогда так и не мутило, только когда я была… беременна.

15

Излишества

Стресс — пустая трата времени, отпущенного на сон.

Губы у кошки так устроены, что с них никогда не сходит улыбка. Даже когда ей невесело, углы рта загибаются вверх. С людьми все не так, у них рот чаще кривится уголками вниз, особенно с возрастом. Человеку, у которого с лица не сходит беззаботная улыбка кошки, известен, наверное, секрет счастья.

Улыбка появилась на губах у Стива, как только он услышал новость. Он взял ее с собой в море и, вернувшись неделю спустя, по-прежнему не расставался с ней. У меня на физиономии тоже блуждала кошачья улыбка. Мы решили, что не будем никому рассказывать о беременности еще хотя бы месяц, пока не убедимся, что с ней все в порядке.

Когда мы рискнули наконец сообщить об этом сыну, его улыбка засияла, словно фонтан солнечного света.

Роб тут же потребовал себе маленького братика. Это наверняка будет мальчик, сказал он, потому что у нас в семье рождаются одни мальчики. Я согласилась с этим доводом и пообещала, что постараюсь. Тогда он побежал на ту сторону зигзага, поделиться радостью с Джейсоном, а тот, естественно, рассказал Джинни.

Она принеслась к нам со всех ног, задыхаясь от бега, и, окутав меня пряным ароматом духов «Опиум», довольно успешно притворилась, что новость стала для нее сюрпризом.

— Поздравляю, радость моя! Все будет просто отлично!

Джинни предложила, когда придет время, принять у меня роды. Мне, признаться, до сих пор трудно было поверить, что у эксцентричной моей подружки есть и другая жизнь, в стерильных перчатках. Однако мне показалась симпатичной мысль о том, каким будет первое знакомство моего ребенка с человечеством: милая особа в накладных ресницах и жакетке из искусственной зебры.

Я погрузилась в беременность, которая выражалась в тошноте, сменяемой приступами дикого голода. Казалось, не так уж давно новозеландцы довольствовались простой пищей: рыбой да бараниной. Когда я была подростком, мама впервые познакомила меня с экзотическим блюдом под названием «пицца». С тех пор наш гастрономический опыт сильно расширился и обогатился. Мы узнали, что вино не всегда продается в картонных коробках, хлеб бывает не только длинный, но и круглый, что в мире не два сорта сыра, а несколько больше. А когда за углом открылся минимаркет деликатесов, стало ясно, что цивилизация докатилась и до нас.

Профитроли. «Про-фИИт-роле», так правильно произносить, если, конечно, верить парню из минимаркета, который сам их и печет. Если покатать слово на языке, оно начинает звучать почти эротично.

Мрачный и грубоватый профитрольщик был настоящим Микеланджело в поварском фартуке. Как этому типу удавалось создавать легчайшую, воздушную, пышную — словом, лучшую выпечку в мире, было выше моего понимания. А с другой стороны, разве не удивительно, например, что невзрачный бежевый мотылек способен произвести на свет великолепную, царственную гусеницу с зелеными жвалами?

Каждое утро он выкладывал их на подносы в витрине, как обнаженных купальщиц, решивших понежиться на солнышке. Слегка загорелые, длинненькие, каждое увенчано шариком крема. Шоколадный соус стекал вниз и капал на поднос. Витрина источала аромат, зазывая меня, приглашая — нет, приказывая — войти.

— Один профитроль, пожалуйста, — просила я.

— Про-фИИт-роле! — рубил он наотмашь.

— Лучше два.

В конце концов, мне можно, это ведь мне на двоих (или даже на троих, если считать Клео).