Клеопатра

Я родился здесь, в Абуфисе, я, Гармахис, и мой отец, почивший в Озирисе, был великим жрецом храма Сетй. В самый день моего рождения родилась и Клеопатра, царица Египта. Я провёл своё детство среди цветущих полей, наблюдая за тяжёлой трудовой жизнью народа, бегая по обширным дворам храма. О своей матери я ничего не знал, так как она умерла, когда я был грудным ребёнком. Но перед смертью — она умерла в царствование Птолемея Авлета, прозванного Флейтистом, — по словам женщины, Атуи, моя мать открыла ящичек из слоновой кости, вынула из него золотой уреус, символ нашей царственной крови, и положила мне на лоб. Те, кто видел это, подумали, что Божество внушило ей этот поступок, и что под наитием Высшей Силы она предвидела, что дни македонян Лагидов[82] кончились и что скипетр Египта перейдёт наконец в руки настоящего царственного рода. Мой отец, великий жрец Аменемхат, у которого я был единственным ребёнком, узнав о поступке умирающей жены, возвёл руки и очи к небу и благодарил Божество за посланную свыше милость. Во время его молитвы аторы

[83] осенили мою умирающую мать даром пророчества; больная с необыкновенной силой поднялась на своём ложе, трижды простёрла руки над колыбелью, в которой я спал с священным уреусом на лбу, и воскликнула: «Приветствую тебя, плод моего чрева! Приветствую тебя, царственное дитя! Приветствую тебя, будущий фараон! Священное семя Нектнера, ведущее род свой от Изиды, чрез тебя Бог очистит страну! Береги свою чистоту и будешь возвеличен и освободишь Египет! Но если в тяжкий час испытания ты не выдержишь и изменишь, да падёт на тебя проклятие всех богов Египта, проклятие твоих царственных предков, которые правили Египтом со времён Хора. Тогда ты будешь несчастнейшим из людей! Тогда после смерти пусть Озирис отвергнет тебя и судьи Аменти пусть свидетельствуют против тебя. Сет и Сехлет будут мучить тебя, пока не искупишь ты грех свой, пока боги Египта, названные чужими именами, не будут снова восстановлены в храмах Египта, пока жезл Гонителя не сломается совсем и следы чужестранца не изгладятся в египетской земле, пока не совершится всё, что ты причинил по своей слабости и неразумию!» Когда моя мать произнесла эти слова, дар пророчества оставил её, и она упала мёртвая на мою колыбель. Я проснулся с криком ужаса.

Отец мой, великий жрец Аменемхат, страшно испугался, так как пророческие слова матери были явной изменой Птолемею. Он хорошо знал, что, если эти слова дойдут до ушей Птолемея, фараон немедленно пришлёт солдат, чтобы убить дитя, к которому относилось это пророчество. Отец мой запер двери и заставил всех присутствующих дать ему под клятвой обещание, что ни одно слово из слышанного не сойдёт с их губ. Все поклялись ему святым символом храма, именем Божественных трёх атор и душой умершей, лежавшей под камнями.

Среди присутствующих находилась старая женщина, Атуа, бывшая кормилица моей матери, горячо любившая её. В наши дни — и не знаю, как это было в прошлом и как будет в будущем, — я наверное знаю, что нет такой клятвы, которая могла бы сдержать женский язык. Мало- помалу, когда старая Атуа освоилась с происшедшим и страх отлетел от неё, она сообщила о пророчестве своей дочери, моей кормилице, заменившей мне мать.

Атуа рассказала обо всём дочери во время прогулки, когда они несли обед её мужу, скульптору, высекавшему изображение богов на могилах.

Рассказав, она добавила, что заботы и любовь кормилицы ко мне должны быть особенно велики и дороги, так как я будущий фараон, долженствующий изгнать Птолемея из Египта.

Дочь Атуи, моя кормилица, была так поражена этим чудом, что не могла сдержаться и ночью рассказала всё своему мужу, тем самым подготовив свою собственную гибель и гибель своего ребёнка, моего молочного брата. Муж её рассказал своему приятелю, тайному шпиону фараона.

Таким образом фараон скоро узнал обо всём. Тот был очень смущён известием. Хотя в пьяном виде Птолемей издевался над богами египтян и клялся, что Римский сенат — единственное божество, перед которым он склонит колени, но в глубине души Птолемей боялся их, как я узнал впоследствии от его лекаря.

Оставаясь один ночью, он вопил и кричал, обращаясь к великому Серапису и другим богам, боясь быть убитым, боясь, что душа его обречена на вечные мучения. Чувствуя, что его трон колеблется, фараон рассылал богатые подарки в храмы, вопрошал оракулов (в особенности чтимый им оракул — в Фивах). Когда до него дошёл слух, что жена великого жреца при великом и древнем храме Абуфиса, одержимая перед смертью духом пророчества, предсказала, что её сын будет фараоном, он сильно испугался и, собрав несколько надёжных солдат, — они были греки и не боялись святотатства, — отправил их в лодке по Нилу с приказом проникнуть в Абуфис, отрубить голову сыну великого жреца и принести ему эту голову в корзине.