Кляча в белых тапочках

– Опергруппа, на выезд! – кричал он в трубку игрушечного надувного телефона.

По этой команде Колян с пугающим рычанием резко выводил из угла за кроваткой игрушечный грузовик с сидящим в кузове Масянькой. Попа малыша плотно помещалась в пластмассовом лотке, а ножки волочились по полу. Скрипя колесами и рыча воображаемым двигателем, самосвал выкатывался на середину комнаты, где капитан Лазарчук, бросив телефон и взяв в каждую руку по плюшевому китайскому зверю, изображал безобразную драку разбушевавшихся монстриков. Красный носорог яростно лупил сиреневую гориллу игрушечным молотком с пищалкой, примат падал замертво, после чего капитан старательно обводил контуры бездыханного обезьяньего тела цветным мелком, а подоспевший Колян накрывал жертву носовым платком. Потом азартно сопящие мужики, приговаривая «Врешь, не уйдешь!» и споря о преимуществах морского узла перед гладким двойным, в четыре руки вязали преступного носорога шнурками от кроссовок и торжественно погружали арестанта в кузов оперативного самосвала. А в это время Масяня, проворно подобравший красный мелок, рисовал на белых обоях абстрактные картины, вероятно, передающие его впечатления от увиденного.

– Весельчаки! Кто поможет слабой женщине открыть банку шпрот? – спросила я, заглядывая в комнату с консервным ножом в руке.

Ответ я знала заранее, потому и спрашивала.

– Серега поможет! – незамедлительно отозвался Колян, страшно ненавидящий всяческие кухонные работы, исключая лишь процесс истребления готовой еды. – Кто у нас лучше всех обращается с оружием?

– Так это если бы шпроты нужно было перестрелять! – заметил капитан, неохотно отрываясь от просмотра увлекательной книжки под названием «Домашние животные». Должно быть, решил вспомнить, как выглядят нормальные кролики. – Консервный нож в стандартную экипировку милиционера пока не входит!

– А зря! – назидательно сказал Колян.

– Пожалуй, зря! – согласился Серый.

Он проследовал за мной на кухню, взял открывалку и спросил, озираясь:

– Ну, и где объект для вскрытия?

– К черту шпроты, – прошептала я. – Сама открою! Давай, рассказывай, что ты узнал о смерти Генки! Ты ведь из-за этого пришел, я правильно поняла?

– Правильно, – признался Серый. – Только ты пообещай мне, что будешь держаться от этого дела в стороне, иначе я ни слова не скажу!

– Ага, значит, не все так просто! – в волнении я пробежалась по кухне, даже не заметив, что наступила капитану на ногу. – Генка не сам по себе погиб! Его убили!

– Не все так просто, – повторил мои же слова Серый. – Судя по всему, твой приятель схватился за черенок лопаты, которая поддерживала в равновесии всю шаткую конструкцию. Правда, на черенке не только его отпечатки, хозяин дома тоже к нему ручку приложил…

– Ага! – победно вскричала я, готовясь уличить несимпатичного мне Савелия Голохатко-Спиногрызова в преступлении.

– Что – ага? – Серый сохранил хладнокровие. – Отпечатки погибшего сверху, он хватался за лопату последним! Но…

– Но? – встряла я.

– Но нельзя утверждать, что чертов сеновал завалился только потому, что Конопкин выдернул эту чертову лопату.

– Другими словами, ты хочешь сказать, что обрушить это шаткое сооружение на Генку мог не он сам, а кто-то другой?

– Другими словами, я сказал все, что мог и хотел сказать! – пожал плечами приятель.

– Понятно! Будешь соблюдать тайну следствия? – скривилась я. – Больше мне ничего не откроешь?

– Почему же? Шпроты тебе открою, давай банку!

– Мама? – привлеченный запахами съестного в кухню притопал Масяня.

– Что, малыш?

– Кокле? – Ребенок схватился за стол, пытаясь подняться на цыпочках повыше и взглянуть поверх столешницы.

– Будут, будут тебе котлеты! Скажи папе, пусть несет трон, сядем кушать!

Выписывая ножками затейливые вензеля, ребенок умчался в комнату, откуда сразу же послышался скрежет перетаскиваемой по паркету мебели. Через пару секунд в кухню вошел Колян, несущий высокое детское креслице, которое мы окрестили троном.

– Тьен, тьен! – возбужденно приговаривал малыш, подталкивая папу под колени.

Я усадила ребенка, окинула взглядом накрытый стол, проверяя, всем ли поставлены приборы, прихватила пару запасных ложечек для Масяни и опустилась на мягкий табурет:

– Всем приятного аппетита! Коля, ухаживай за Сергеем.

Лучше бы я этого не говорила! У Коляна есть одна умопомрачительная черта: особенно важные и ответственные, с его точки зрения, процессы он способен затягивать до бесконечности, потому что добивается немыслимого совершенства. Помню, как однажды на заре нашей семейной жизни я опрометчиво попросила его порезать сосиски, так он минут десять выбирал нож, полчаса его точил, мыл руки, как хирург перед операцией, а колбасные изделия для пущей точности и симметрии разрезов тщательно разметил по линейке! Разве что спиртом эти чертовы сосиски не продезинфицировал!

– Не беспокойся! – Колян щедро навалил на тарелку гостя гору салата, плюхнул пару котлет и придвинул к Серому бутылочку с кетчупом.

Полюбовался делом своих рук и, уже явно эстетствуя, водрузил на салатную скирду половинку помидора.