Кляча в белых тапочках

– «Грядки»! – передразнила меня Ирка. – Под ноги смотри, курица безголовая! Опять не видишь? Эх, ты! Хорошая грядка какой должна быть?

– Правильной! – моментально отозвалась я, вспомнив рекламу про пиво.

– Ровной! Или, если она свеженькая, несколько выпуклой! А эта какая?

– А эта впуклая!

Я с особенным интересом обозрела свежевскопанный участок. Примерно два метра на полтора, очень подозрительно!

– Очевидно, что земля на этой, с позволения сказать, грядке проседает! – заключила Ирка.

– Как на свежей могилке! – потрясенно прошептала я.

Мы переглянулись и надолго замолчали.

– Думаешь, пресловутая Анна действительно лежит на дне пруда? – первой ожила Ирка. – Судя по размерам этой… гм… грядки, она вполне может лежать здесь!

– Стоп, не гони лошадей, – я отрицательно покачала головой. – Концы с концами не сходятся! Эту пахоту я впервые увидела в день похорон бабы Капы. А ее дочь Анна тогда была еще жива, ты же слышала, что говорил парниша у пруда? Она пропала на другой день после похорон, причем в тот день ее еще видели живой и здоровой!

– Так, – Ирка выпятила челюсть и попыталась отстоять свою версию. – Ее могли закопать в грядку, а потом снова взрыхлить землю, как будто так и было!

– Что ты мелешь, – рассердилась я. – Ты же у нас специалист по огородным культурам! Не знаю, что за ботва посажена на этой клумбе, но она всюду одного размера, ее явно никто не тревожил, как посадили, так и растет себе!

– Ты права, – подруга наконец сдалась. – Укропчик этот посеяли больше недели назад.

И она снова задумчиво посмотрела на меня:

– Но, если там никто не зарыт, отчего же земля проседает? А ведь проседает же!

Ирка подняла ногу в явном намерении топнуть ею, как это делает мой Масянька в финале стишка про косолапого мишку.

– Нет! Не смей! – воскликнула я. – Сейчас же сойди прочь с этой впуклости! Я знаю, что это может быть!

Не зря мы всю дорогу поминали господина Овнова! Мое мгновенное гениальное озарение связало его рассказ о сторожевании на бахче с подозрительной грядкой на участке Спиногрызовых.

– Что? – Напуганная истеричными интонациями в моем голосе, Ирка поспешно сошла с укропной клумбы.

– Выгребная яма! От старого уличного сортира, который перенесли в другое место, потому что яма наполнилась до краев! Я помню, у моей бабушки в деревне тоже была на огороде такая аномальная зона, в которую нам, детям, строго-настрого запрещали соваться: старую выгребную яму засыпали, образовался пригорок, но риск провалиться сохранялся еще пару лет. Тем более что мы – дети – быстро росли и прибавляли в весе.

– Попрошу без намеков! – проворчала Ирка, оглядываясь по сторонам.

– Что-то ищешь?

– Куда идти-то?

Я развернула подругу и подтолкнула ее в спину, возвращая к тропинке.

– Тут как в сказке, – сказала я. – Налево пойдешь – к своей машине выйдешь. Направо пойдешь – к бодливой корове на рога попадешь. Прямо пойдешь – в выгребную яму угодишь.

– По диагонали пойдешь – на сеновал попадешь, – подхватила Ирка.

– Не столько на сеновал, сколько под него, – поправила я, намекая на участь несчастного Конопкина. – Вот, кстати, не пойти ли нам взглянуть на этот печально известный овин?

– Чтобы он стал еще более известным благодаря нашей с тобой безвременной кончине? И чтобы на его двери можно было нарисовать еще пару звездочек? Нет уж! – Ирка решительно шмыгнула носом и зашагала туда, откуда мы пришли – к калитке.

Когда она в таком настроении, спорить с ней бесполезно. С сожалением поглядев в сторону необследованного мною хранилища коровьих кормов, я поплелась за подругой. На ходу посмотрела на часы и отказалась от мысли потихоньку шмыгнуть на сеновал, пока Ирка этого не видит: часовая стрелка перевалила за цифру шесть. Мне придется либо вновь платить нашей няне сверхурочные, либо выслушивать упреки подоспевшего раньше меня Коляна – уж и не знаю, что хуже.

– Привет семье! – буркнула Ирка, высадив меня в десяти метрах от моего дома.

Ближе подъехать было нельзя: днем коммунальщики спилили старый орех, ветви которого опасно нависали над электропроводами. Теперь проводам ничего не угрожало, зато ветви ореха вкупе с могучим стволом перегораживали подъездную дорогу.

Обежав ореховую баррикаду, я выскочила на узенькую дорожку под балконами здания, свернула за угол и буквально столкнулась с Коляном.

– А вот и наша мама прибежала, – с непередаваемой интонацией, сочетающей упрек и облегчение, возвестил супруг.

– Мама! – обрадованный Масяня крепко, как пластырь, облепил мою ногу.

Я подхватила соскучившегося малыша на руки, неприцельно чмокнула мужа и самым светским тоном поинтересовалась:

– А что это вы тут делаете?

– Прищепки собираем, – с достоинством сообщил Колян, продемонстрировав мне пригоршню упомянутых предметов. – А также майки и трусы.

– А также грибы и ягоды, – кивнула я, направляясь к подъезду. – Ты выпустил Масяню на балкон, и он опять там хулиганил?

– Снимал прищепки и бросал их вниз, – кивнул Колян. – Потом снимал с веревок то, что удерживали прищепки, и тоже кидал вниз.

– И много накидал?

– Прищепки мы не считали, а трусов было пять и две майки.