Клякса бифуркации

Один из них остался держать нас на мушке какого-то пистолета, а другой в наспех накинутом пальто спустился с крыльца и откинув щеколду, отворил ворота.

Не став дожидаться когда меня вновь спросят про пароль, въезжаю во двор, останавливаюсь у самого крыльца и, успев шепнуть своим: «Выносите труп», – как ко мне подошли сразу двое, держа наготове пушки:

– Условное слово?

Бурчу:

– Товарищ Зиновьев был прав – развели вы здесь в Москве бюрократию… А если я его забыл – застрелите нас, что ли? Лучше помогли бы товарищам!

Те, смотря на длинный завёрнутый в рогожу свёрток, «на автомате» живо интересуются:

– Что там?

– Там труп.

Так и остекленели враз, как всё живое в фильме про глобальное обледенение. Уже на крыльце, мал-мало придя в себя:

– Зачем труп?

Несколько устало объясняю:

– Живого заберём с собой в Питер, а этого – сожжём вместе с домом, оставив кое-какие улики… Что тут непонятного? Не хотите помочь – так хотя бы не мешайте.

Это, произвело должный эффект – про «условное слово», больше не вспоминали. Правда и желания помочь, пока не изъявили, белоручки.

Так, в сопровождении остекленевших товарищей прошли в дом, где нас в гостиной возле небольшого камина поджидала вся секретарская гоп-компания – кроме Мишки и, надо полагать Максимова.

По моему знаку секьюрити положили куль с покойником на пол, чтоб типа передохнуть, а я спросил:

– Куда нести? Где комната с живым двойником, нашего неразговорчивого друга?

Молодой человек чуть постарше меня – жгучий брюнет, с выдающимся носом, резкими чертами лица и, явным недоверьем в чёрных глазах – из-за спины другого спросил, поднимая руку с пистолетом:

– Что это всё значит? Из Питера, должен был приехать сам…

Вижу, что он на взводе, готов стрелять – поэтому не дослушав, перебиваю:

– Он внезапно заболел испанкой! Не совершай непоправимых ошибок, товарищ…

Откуда-то сверху:

– Ну, давай!

И следом истеричное:

– Это значит – ты сволочь, Гришка!

И тотчас несколько торопливых выстрелов, одна из пуль которых просвистела аккурат над моей макушкой. Не успел я и глазом моргнуть, как был сбит с ног одним из телохранителем и, прозвучала целая канонада – как в каком-нибудь боевичке про ковбоев и их разборку в салуне.

Буквально минута и всё было кончено.

Когда я поднялся на ноги, одно тело свисало с лестницы ведущий на второй этаж, ещё пятеро распростёрлись в холе на ковре и вокруг него.

– Все целы?

Один из секьюрити, держась за правый бок, скидывает полушубок:

– Сцука, меня задело!

Похолодев внутри:

– Что там у тебя?

У него, на груди – краснея лиловеет огромный синяк. Пистолетная пуля не смогла пробить раскатанную до нужной толщины русскую корабельную хромо-никелевую броню – лишь оставив на одной из пластин бронежилета-разгрузки внушительную вмятину с трещинами.

– Ничего! До свадьбы заживёт.

Здесь же Мишка Барон:

– И не забудь через год проставиться нашему Кузьке-Домовёнку – за его изобретение.

– Почему через год?

– Потому что, тому нет пока восемнадцати лет.

– Тогда, я куплю ему целый грузовик мороженного, чего целый год ждать?

* * *

Стараясь не наступить, обхожу лужи крови и поднимаюсь на второй этаж. В одной из комнат, сидит привязанный к стулу молодой человек, с кляпом во рту. Когда я вынул нож, он страшно перепугался и что-то замычал.

Я перерезав верёвки, упал на кресло напротив и устало сказал:

– Вы свободны, товарищ.

Тот, самостоятельно вытащив из рта кляп:

– Кто Вы?

– Человек, случайно узнавший о вашем несчастье и решивший помочь хорошему человеку.

Тот, словно не веря:

– Я свободен? Я могу идти куда захочу?

– Конечно! До Москвы, всего лишь верст десять с небольшим – к утру обязательно доберётесь. Только оденьтесь потеплее – на улице довольно-таки холодно.

Такая перспектива, его ничуть не воодушевила.

– Я слышал звук мотора… Вы меня подвезёте?

– Конечно! Вот только куда? Туда, откуда они Вас забрали?

Тот, глубоко задумывается, затем:

– Мне бы к товарищу Сталину… Подвезёте?

– Конечно!

Когда он уже собирался, предельно вкрадчиво:

– А Вам не кажется, что появившись у Иосифа Виссарионовича – Вы навлечёте на него все свои несчастья? А ведь у него – семья, дети…

Бажанов, впадает в отчаяние:

– Тогда, что мне делать?

Делаю вид, что глубоко задумываюсь, затем:

– А может Вам переждать это тяжёлое для нас всех время где-нибудь в глубинке? Где Вас никто не знает и, где у Вас будет другое имя и биография?

– Вы мне можете такое устроить?

– Конечно! Кстати… Встаньте, пожалуйста.

Тут, двое моих бойцов заносят «Иван Ивановича» и освободив того он рогожи, усаживают в кресло, до того занимаемое Бажановым.

Отвечая на немой вопрос:

– «Он», это теперь – Вы! Бросьте свои вещи рядом. Все металлические, что имеются в карманах. Документы тоже – они Вам больше не пригодятся, а вот деньги можете оставить.

Тот, подумав – достал карманные часы, ключи, какой-то медальон, бумажки и бросил на кресло.

Даже не обыскав дачу и трупы – на что могло уйти уйма времени, через минут десять мы отъехали – предварительно запалив здание.

Каковы мои планы насчёт этого человека?