Клякса бифуркации

«Немая сцена», как на широко известной и весьма популярной в народных массах картине Репина «Приплыли»…

Или, «Не ждали»?

Товарищ Отто, более известный в миру как Мсье Андре Айвен, резко взбледнув (побледнев как смерть) как-то подозрительно ойкнул, закатил глазки и обмяк… Должно быть, чувств лишился от радости меня лицезреть. Давид Лейман напротив – ликом начал красно-свекольно багроветь.

Воспользовавшись замешательством, по-шурику проскочил к балкону, отдёрнул плотную штору, открыл дверь и уселся задницей на перила, свесив ножки.

Сравнительно быстро опомнившись, реальный Давид взревел библейским Голиафом:

– ТЫ?!

И, с грацией орангутанга – удивительной для столь громоздкой туши, вмиг оказался подле меня, потрясая огромным резиновым членом в не менее громадном кулаке…

Предупреждающе качнувшись назад на перилах, восклицаю:

– СТОЙ!!!

Он, в нерешительности замер.

– Ближе не подходи, а то рискуешь не узнать много чего интересного!

Здесь, в такой ситуации – только дрогни-сморгни и ты пропал!

Он вновь, словно глазам своим не веря:

– ТЫ?!

Судя по его реакции – порвёт голыми руками, даже не прибегая в помощи резинового самотыка – всё ещё находящегося в руке.

Однако, я с такими типами имел дело ещё в наши «Лихие-90-е, там даже покруче изредка попадались, поэтому уставившись своими наглыми зенками в его выкатившиеся бельма:

– Да, это я! А кого ты ожидал увидеть, Давид? Иакова с сыновьями, что ли?

Уставившись на меня, переведя дикий взгляд в сторону спальни, вновь на меня, ошарашенно-недоумённо вопрошает:

– Откуда?

– Оттуда!

Не давая опомниться, сую ему под нос картонку из-под шляпы и несколько дурашливо, приложив ладонь к «пустой» голове:

– Разрешите доложить, товарищ командир: задание выполнено!

Тот, явно сбит с толку и растеряно:

– Что это?

– Отчёт о проделанной работе для твоего Ягодки.

С подозрением на меня глядя, с опаской принюхивается:

– Воняет…

Я, с брезгливой гримасой на лице:

– Как говорил Цезарь: «Труп врага хорошо пахнет»… Кстати, если не секрет – что вы с товарищем Отто не поделили?

– Не люблю пидарастов… Особенно среди товарищей.

Поискав глазами куда бы положить фаллоимитатор и не найдя лучшего – как метнуть его в товарища Отто, угодив тому со шлепком плашмя по голой тощей заднице. Затем, вновь подойдя, взяв из моих рук коробку и взвесив её в руках, он не был бы евреем – если бы не спросил:

– Где деньги?

Маякнув на «третьего лишнего»:

– Только не в присутствии человека – работающего как минимум на три разведки и РОВС.

Леймана, это не интересовало. Напряжённо уставившись мне в очи, с нажимом:

– Но их можно будет заполучить? Так?

Раслабленно-спокойно, как отвечая на хорошо выученный урок:

– Конечно это будет трудно… Но теперь, когда нас двое – вовсе не нереально, сделать.

За этим стояло: «Без меня ты, Давидка, до этих грошей не доберёшься. Поэтому если у тебя в отношении меня имеются какие-то гнусные помыслы – отрекись от них ещё на стадии робких замыслов».

И он это отчётливо понял!

Здесь, надо ещё учитывать один немаловажный нюанс…

Из нашей «троицы» прибывшей в Берлин накануне происшествия в отеле, архитектор-немец Рудольф Вульф – почти не таясь открыто демонстрировал свой культурно-европейский антисемитизм. Наш Александр Александрович Прасолов, конечно же, тщательно скрывал свою дико-пещерную русскую жидофобию…

Но «шила в мешке не утаишь»!

Неприязнь того к Давиду Лейману, читалась в каждом его взгляде, каждом слове, каждом жесте и даже на спине – демонстративно к нему повёрнутой при каждом подходящем случае.

Я же, проживая уже вторую по счёту жизнь – ещё в первой половине первой понял: открыто показывать человеку своё неприязненно-отрицательное отношение – есть самая непроходимая глупость, из всех возможных. Поэтому, отнюдь не набиваясь в друзья, всегда помня об своём подчинённом положении, я тем не менее – всячески являл нашему нежданно-нежелательному попутчику самое благоприятное отношение.

И уверен – Давид Лейман это ценил.

* * *

Однако, непонятки между нами ещё остались:

– Это были твоих рук дело? Там – в берлинском отеле…?

Вижу, он на грани нервного срыва – значит, ответ для него однозначен и врать бесполезно. В том, что он догадался про мою роль в своём гипертрофированном сексуальном возбуждении – приведшем его в немецкую кутузку, ничего удивительного. Ведь, это я маячил последним возле его ужина в тот вечер и, значит только я мог подсыпать туда какое-то средство – приведшее к столь «неоднозначному» результату.

И никто другой.

Моё скорбное молчание он понял правильно – поэтому больше с укоризной, чем с угрозой взревел:

– …ЗАЧЕМ?!

С простодушно-покаянной улыбкой на роже лица, состроив как можно более невинные глазища, я:

– Как говорил в таких случаях один мой хорошо-шапочно знакомый: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!». Видя, как та «блонди» воротит от тебя свою арийскую мордашку – я из самых благих пожеланий, подсыпал в твой ужин противоротное зелье…

Тяжело вздыхаю, и:

– Но видно неверно «на глазок» определив твой вес – неправильно подсчитал разовую дозу… Прости, если сможешь, Давид…