Клякса бифуркации

Словами Давида, Авель мог организовать всё что угодно: от банкета в честь какого-нибудь торжественного случая – до государственного переворота… Ибо, оказывается вовсе не Сталин ему был лучшим другом – как про то «наши» историки пишут, а Комендант Кремля Рудольф Петерсон – обеспечивавший безопасность правительственных учреждений.

«Ну ни фига себе расклад, – только диву даюсь, – или, он всё изрядно преувеличивает – или всё гораздо хуже, чем я даже предполагал».

– Ну, а ты под кем «ходишь», Давид? Под «Ягодкой» или под «Золотой рыбкой»?

Однако, тот – поняв что и, так сболтнул много чего лишнего – заткнул «фонтан», лишь презрительно усмехнувшись на оба моих предположения.

«Однако, несмотря на всё своё «послезнание», – сделал вывод, – я об многом даже не догадываюсь».

* * *

Когда перед пересечением границы в вагон зашли французские таможенники и попросили предъявить к досмотру вещи и документы для проверки, я вскинул кулак в коммунистическом приветствии и, по-идиотски лыбясь – выкрикнул выученную фразу…:

– Vive l'amitié franco-soviétique, vive Albert Tran!

Что в переводе на русский означало: «Да здравствует советско-французская дружба, да здравствует Альбер Тран (Генсек ФКП)»!

…Пассажиры вагона от меня шарахнулись как от в дерьме перепачканного, а какая-то излишне впечатлительная мадам хлопнулась в обморок. За такое хулиганство, я тут же получил от жабоеда в форме – со стороны незаметный, но сильный удар под дых и получасовой шмон.

При этом, на сидевшего в углу «турецкоподанного армянина» с надменно поджатыми губами, с шляпной картонкой в руках, таможенники почти не обратили внимание – лишь мельком глянули в его липовую «нансенскую» ксиву.

На немецкой стороне, достаточно было вскинув кулак – выкрикнуть с фанатичным блеском в глазах…:

– ФРОНТ В РОТ, КАМРАДЫ!!!

…Чтоб донельзя вежливые немецкие работники таможни, меня мурыжили с час – чуть ли не с «мелкоскопом» изучив мою «краснокожую паспортину», перешмонав все вещи в чемодане и саквояжнике, ощупав каждый шов одежды – даже на кальсонах… Осталось лишь судьбу благодарить, что не заставив снять оные – не потребовали нагнуться и предъявить к осмотру задний проход.

Хотя, такое желание на их лицах было явно написано.

Зато опять же, на насупленного Давида, с картонной коробкой в руках – ноль внимания и фунт презрения к его «липе».

В общем и целом, до Берлина добрались благополучно.

Глава 8. «Техасская рулетка»

Приехав в столицу будущего Третьего Рейха, первым делом не теряя времени поехали с Давидом Лейманом в центр и погуляв с часок-два по одной из «штрассе», наконец встретили лысеющего человека в очках и с донельзя умным лицом.

Как позже выяснилось, это был Александр Лазаревич Абрамов (Абрамов-Миров) – сотрудник Исполкома Коминтерна (ИККИ) в Берлине, курирующий в Веймарской Республике и всей Центральной Европе деятельность спецлужбы этой организации – Отдела Международных Связей Исполкома Коминтерна (ОМС ИККИ)[20]. Тот возвращался домой со службы и, был несказанно «рад» «случайно» встретить старого знакомого и, не менее рад был познакомиться со мной – представившимся как «товарищ Мюллер».

Дружеские объятия, крепкие рукопожатия, недолгая беседа и, вот мы с Давидом оказались в его достаточно шикарно обставленной квартире. Мда…

В очередной раз удивляюсь – умеют же жить борцы за всемирное счастье народов!

Как только мы убедились в отсутствии прислуги или других посторонних – разговор тут же стал менее «дружелюбным», а вечер – не таким уж и «томным» для главы ОМС Коминтерна в Германии и всей Центральной Европе.

Давид, сперва более-менее спокойно, спрашивает:

– Где Томас?

Тот, сперва улыбнувшись:

– «Томас»? Да, кто его знает. Он ныне мне не подотчётен.

Я, играя роль «доброго следователя», честно предупредил товарища коминтерновца:

– Вам, лучше не злить его…

Но, тот не внял и, после пары хороших оплеух – вскоре оказался в том же «положении», что и парижский резидент ИНО ОГПУ (вечная ему память!): голым, связанным в позе из «Камасутре» – в простонародье более известном, как стойка «раком» и, с занесённым над задницей «самотыком».

Осталось только порадоваться собственной предусмотрительности:

– Я ж говорил – пригодится эта «херовина»… Как в воду глядел!

Однако, в отличии от товарища Отто – товарищу Абрамову было что сказать товарищу Лейману и, дико скосив выпученный глаз на свой «тыл», он тут же панически заверещал:

– Он здесь, он в Берлине!

Хлопнув этой резиновой «хернёй» (напоминающей скорее полицейскую дубинку для разгона демонстраций – чем человеческо-мужской половой орган) по начинающему лысеть лбу «собеседника», Давид деловито интересуется:

– Где он? Адрес?

– Не знаю…, - услышав злобное рычание и ощутив прикосновение к своему «шоколадному глазу», поспешил добавить, – я скажу, где его можно найти в это время!

Послышалось плохо запоминающееся название какого-то центрового берлинского ресторана.

Давид развязал руки, а я сунул в них блокнот и карандаш:

– Пиши записку, чтоб срочно приехал сюда. Мол, Москва даёт новое назначение… В Швейцарию! Ферштейн зи, падла? Шнель!