Клятва на верность

Он быстро осмотрел тело раненого, точно желал удостовериться, что все на месте: все и было на месте, вот только обе покалеченные ноги, безжизненно поджавшись, лежали неподвижно на сиденье, точно пришитые ноги куклы, несмотря на то что Чижевский сразу же умело наложил на кровоточащие бедра раненого два жгута, разодрав собственную рубашку на длинные полоски ткани. Кровь не текла ручьем, но белые жгуты уже полностью пропитались алой теплой влагой, которая, вытекая, по капельке уносила из сильного тела жизнь…

Чижевский снова начал осторожно проводить пальцами по шее Владислава и вдруг ощутил слабенькое биение жилки… Тук-тук… тук-тук… Жив! Он даже вспотел от напряжения…

«Волга» подпрыгнула на ухабе, пошла юзом, старичок тихо выругался себе под нос и крепче взялся за баранку. Впереди показались белые корпуса госпиталя за стеной буйных лип и кленов.

Владислав приоткрыл глаза.

— Что тут? Где я? — прошелестел голос.

 — Не пойму ничего… Ангел, ты, что ли? Ну что там… сходняк созвали… Медведь… Ангел, братан, ты же обещал, что все будет тики-так… Почему так больно ногам? — И снова затих.

Чижевского охватило лихорадочное возбуждение, какое-то странное чувство щемящей до слез радости: Владислав был жив. Он на ходу распахнул дверцу, и, как только «Волга» с ужасным скрежетом затормозила у крыльца приемного отделения, Чижевский выпрыгнул из салона и как был, в разорванных брюках и голый по пояс, бросился к двери…

Полковник Кирилл Владимирович Артамонов, заместитель начальника второго особого управления МВД, в ведении которого находились вопросы борьбы с организованными преступными сообществами, поднялся с кресла и стал медленно кружить по мягкому ковру. Лучше всего думается во время ходьбы. Приходят дельные мысли. Полковнику было о чем подумать. Он подошел к тумбочке у стола и налил себе стакан воды. Выпил, подошел к окну и отдернул краешек шторы.

На улице было хорошо. Мартовское солнце, бурная капель, радостное чириканье воробьев… На железный подоконник с шумом сел голубь. Как их ни отваживали, а голуби облюбовали все подоконники огромного здания министерства на улице Огарева. Ну и черт с ними.

Кирилл Владимирович вернулся к столу, сел. Откинувшись на спинку кресла, прислушался. Толстые стены и мягкие двойные шторы у дверей с обеих сторон входа создавали впечатление, что гигантское здание пусто. На самом деле работа кипит во всех кабинетах на всех этажах, усмехнулся полковник. Вытащил сигарету и закурил. Дым кольцами поплыл в круге света от настольной лампы, исчезая в полутьме кабинета.

Артамонов любил полумрак. Он почти никогда не включал верхний свет. Может быть, полумрак помогал ему думать, может быть, любовь к сумраку внушил ему отец, ветеран НКВД, чья молодость прошла в незабываемую эпоху всеобщего рвения и оглядки на Хозяина, тоже любившего полумрак. Во всяком случае, именно нелюбовь к тому, чтобы делить мир на четкие грани, и помогала полковнику Артамонову так неплохо справляться со своей работой. На днях звонил отец, предупредил, что скоро будет решаться вопрос о досрочном представлении его к генеральскому званию…

Он зажмурился и, придавив пальцами усталые веки, подумал, что о новом генеральском звании лучше не думать. А то еще сглазишь ненароком. Пора о деле.