Клятва над кубком

– Мадам, вам плохо? – осторожно спросила она. – Позвать кого-нибудь?

–Нет. – Мария указала на хрустальный колокольчик возле молельной скамьи. – Как только я позвоню, появятся слуги, но я пришла сюда, чтобы побыть одной и не видеть снующих вокруг врачей и заламывающих руки фрейлин.

Через раскрытые окна донеслись негромкие крики. Губы королевы дрогнули.

– Вы знаете, почему толпа собралась у ворот дворца?

– Нет, мадам.

– Ах, все вы знаете, но боитесь сказать. Они ждут моей смерти.

Ларк закусила губы.

–Некоторые из моих вельмож уже уехали в Хэтфилд. – Мария сжала четки с такой силой, что у нее побелели пальцы.

В гулком церковном коридоре послышались приближающиеся шаги. Ларк похолодела и, не спрашивая разрешения встать, отошла в тень каменной колонны.

Мария посмотрела на нее маленькими темно-карими, как у всех Тюдоров, глазами. Ларк затаила дыхание, отчаянно надеясь, что королева не кликнет стражников и не выдаст ее.

Мария молчала. Звук шагов стих.

– Мадам, моего мужа сегодня казнят, – сказала Ларк.

Королева подняла голову.

– Я знаю.

Решившись испытать судьбу до конца, Ларк тихо сказала:

– Я прошу вас о помиловании.

– Ваш муж признался в ереси. Я не могу вмешиваться в священные дела церкви. Уверена, что вы понимаете это.

–Несчастная Англия, – в бешенстве воскликнула Ларк, не заботясь больше о приличиях. – Несчастная страна, где хороших людей отправляют на смерть, а плохие получают благосклонность двора.

Тонкие брови Марии приподнялись.

–Кого вы имеете в виду? Я хочу знать, кого именно?

Какое-то мгновение Ларк колебалась. Это был риск, но ярость заставила ее назвать ненавистное имя.

– Винтер.

На восковом лице Марии появилось недоумение.

– Его мать Елена была любимой фрейлиной моей матери. Винтер всецело предан... мне и истинной вере.

– Всецело преданный вам советник собирается украсть ребенка у матери!

Мария качнулась вперед, словно тонкое пламя свечи от дуновения ветра.

– Как вы можете обвинять его в столь низком поступке?

–Потому что он угрожал мне. Сейчас он рыщет по дворцу, чтобы найти меня.

– Да простит меня Христос. – Мария прислонилась к спинке молельной скамьи. – Эти слухи гуляют по Лондону с тех пор, как я вышла замуж за Филиппа.

Она посмотрела на оплывшую свечу на алтаре, и ее лицо немного смягчилось. Бедная Мария! Больная, одинокая, она все еще любила своего мужа.

Последняя надежда Ларк рухнула, когда Мария позвонила в хрустальный колокольчик. Сейчас ее схватят, отдадут в руки сумасшедшего и...

В часовню вошел телохранитель.

– Торопитесь. – Королева подняла глаза и посмотрела на Ларк. – Я даю в ваше распоряжение восемь человек охраны и лодку. Они отвезут вас в любое место, куда вы скажете. А теперь подойдите и обнимите меня.

Ларк осторожно обняла Марию за плечи. Ей показалось, что она прикоснулась к безжизненной соломенной кукле. В ноздри ударил знакомый запах. Ларк помнила его с последних дней жизни Спенсера. Этот был запах смерти.

– Удачи, – прошептала Мария так тихо, что никто, кроме Ларк, не мог услышать ее слов. – Когда ваш ребенок появится на свет, назовите его Филиппом, – с мучительной тоской в голосе произнесла она. Этот голос потом преследовал Ларк всю жизнь.

Потрясенная встречей с королевой, Ларк пришла в себя только на полпути в Смитфилд и принялась молить бога, чтобы не опоздать.

Когда Оливера вели к месту казни, он с горькой иронией вспомнил, что однажды уже все это пережил.

Но как он изменился с тех пор. Тогда он бесстыдно молил о пощаде. Сегодня он шел полный достоинства, с высоко поднятой головой.

И все это дала ему Ларк. Интересно, знает ли она об этом?

Ему было приятно, что молодой евангелист Ричард Спайд спасен и женится на Наталье. Ларк тоже будет в безопасности, окруженная любовью шумного семейства де Лэйси. На трон взойдет принцесса Елизавета. Ларк даст жизнь их ребенку. Жизнь не остановится.

При его появлении словно ветер пробежал по орущей толпе зевак. Оливер посмотрел вперед и увидел, что его ждет: палач в колпаке, его помощник, почерневший столб в центре ямы с песком.

Вдруг вспомнился Дикон. Он никогда не знал брата, умершего от той же болезни, приступы которой периодически мучили Оливера. Он понял, что всю жизнь нес на себе груз вины. Его брат умер, а он жив.

Оливер едва ли слышал голос, монотонно читающий ему обвинения. Не обращал вниманияна бормочущих молитвы верующих, на качающиеся кадила, на глухой ропот толпы. Он отказался от последней возможности покаяться и рассмеялся в лицо священнику.

Многие в толпе злобно насмехались над ним, но были и те, кто требовал пощады. Мир изменился. Люди учились говорить то, что думают.

Солдаты подвели его к столбу и подняли высоко над головой скованные наручниками руки. Тяжелая цепь легла ему на грудь. Чтобы заглушить страх, Оливер поймал в толпе взгляд какого-то мужика и подмигнул ему. Мужик отвел глаза и перекрестился. Оливер почувствовал, как холодный ветер остудил его пылающее лицо. Он услышал, что отдали приказ, увидел, как два факела коснулись хвороста на краю ямы с песком. Толпа слилась в море лиц. Гул усилился.