Читаем Клятвопреступник. Избранное полностью

Никита накинул телогрейку и выскочил в стужу декабрьской ночи, пожалев, что встал не сразу. Бросился под навес и запустил дизели. «Подниму инструмент, все равно теперь не уснуть», — подумал он и кивком головы указал помазку на электростанцию, освещавшую жилые балки и вышку. Тот молча взялся за ветошь. А дизелист — «вот беда-беда!» — видно решил пока не попадаться на глаза Никите.

Дизелисты немного побаивались и недолюбливали Ларломкина за угрюмый характер и излишнюю требовательность. Называли его просто Старшой, хотя этому смуглому, скуластому пареньку было всего лет двадцать шесть.

Когда подняли инструмент, на небе бледно занялась декабрьская заря. Никита так и не ушел спать — какой тут сон, если сегодня добуриваются последние метры. Бригада улетит на новую скважину, а он, старший дизелист Никита Ларломкин, останется здесь. Останется, чтобы не расставаться с дизелями. Можно, конечно, слетать на базу и вернуться с испытателями скважины. Но он не любит болтаться без дела. Такая уж судьба у старшего дизелиста — временный член любой буровой бригады, куда дизели — туда и он. Прилетят монтажники, разберут вышку, чтобы перекинуть на новый участок. А Старшой всюду сопровождает свои дизели, отвечает за них головой, ведь буровая без них — просто мертвая вышка. И на эту работу ставят всегда людей надежных, с большой практикой.

На обед Никита пришел последним — задержался в дизельной.

Повариха вновь, в который уже раз, пожурила его:

— Дались они тебе, Никитушка, машины эти — опять все остывает!

Никита виновато улыбнулся: мол, в желудке согреется.

— Расстаемся, значит, завтра, — сожалела повариха, гремя мисками. — А женить тебя так и не успели — вон у нас какие коллекторши, чем не невесты! Ведь ты, со своими машинами, так бобылем горьким и останешься. Попомни мои слова!.. На другой буровой кто тебя так кормить будет, как я кормила?! Горе ты мое!

Вздохнула повариха, подавая Старшому миску, которая была прикрыта и стояла отдельно, на углу горячей плиты.

Вполуха слушая повариху, Никита молча ел, думая с уважением: «Хорошо готовит — значит знает свое дело!».

К нему с бездонной кружкой чая подсел мастер и возобновил свою давнюю речь:

— Ну, что, Старшой, останешься в бригаде?!

Никита ничего не ответил.

— У меня глаз — вижу, кто на что способен…

Старшой будто не слышит.

— Редко ошибаюсь…

Старшой молча продолжал есть.

— Я из тебя, брат, такого бурильщика сделаю — все рекорды твои будут!

— «Нужны мне ваши рекорды!..» — усмехнулся в душе Старшой.

— А со временем, глядишь, первым бурмастером своего народа станешь…

«Какой из меня мастер?!» — подумал Старшой.

— Ну как?!

«Хитрит, старик, хитрит. Собака не тут зарыта…»

А старый мастер, прихлебывая чай, все поддразнивал:

— Бурильщик главный — на первом месте!

«Ну и что…»

— А что твои дизеля?!

«Будто сам не знает!»

— Ты вон насквозь промаслился от них, просолярился…

«Будто без масла и солярки можно обойтись», — подумал Старшой.

— Того и гляди — вспыхнешь!

Наконец Никита медленно, как бы с трудом, в первый раз раскрыл рот и выдал о дизелях свой главный довод:

— То — сердце буровой!..

Мастер-бригадир тут же встрепенулся:

— Так ведь сердцу нужна разумная голова, Старшой! Никита, как бы извиняясь, покряхтел и молча вышел на улицу. И подался в дизельную: пообедал, делать в столовой нечего, а убивать время на пустые разговоры не привык.

Озадаченный мастер посидел над пустой кружкой, потом, обращаясь к поварихе, проговорил:

— Чудак наш Старшой-то…

— Да-а…

— Хлопотно с дизелями, особенно зимой.

— Известное дело…

— Мается парень, а выгоды своей не понимает.

— Или не хочет понять…

— Работящий мужик.

— Только вот на баб не глядит…

— Откуда ты знаешь — не глядит?

— Да уж знаю…

— Сама, поди, глаз положила?

— Это уж мое дело.

— Ну, гляди: в тихом омуте сама знаешь, Кто водится… — ехидно заметил мастер.

— Знаю, не пугай.

Мастер отодвинул кружку, поднялся из-за стола и, обведя взглядом тугие телеса поварихи, спросил шутливо:

— Не могла, что ль, очаровать за-ради бригады?!

Та лишь плечом повела.

— Жаль… — сказал мастер.

— Что жаль?

— Мне не помешал бы в бригаде толковый механик…

Мастер пожалел об одном, женщина — о другом. На этом и разошлись.

На другой день буровиков сменили испытатели, затем прилетела бригада монтажников — начался демонтаж буровой.

Никита все эти дни занимался мелким ремонтом в своем хозяйстве — «подтягивал гайки и винтики». Был он доволен — все дизели у него в порядке, хотя и немало поработали; сделал заначку — собрал кой-какие запчасти, которых у него не было и теперь разные мелкие поломки сможет устранять сам; удачно пробурили скважину — почти на два месяца раньше срока выполнили план проходки… Что еще надо?

По вечерам он долго не засыпал от непривычной тишины.

Во сне дизели жалобно, с отрывистым запоздалым стоном звали на помощь и он среди ночи вскакивал с постели. Но, кроме завывания ветра за окном и глухого шума тайги, ничего не слышно. Он лежал с открытыми глазами до тех пор, пока его не начинала убаюкивать тихая и нежная мелодия стальной упряжки. И утром он просыпался бодрым и веселым, с необыкновенной легкостью во всем теле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее