Кликуши голодомора

Давно собирался написать о восстановлении народного хозяйства после Великой Отечественной, о той части, которую хорошо знаю по рассказам моих родителей — о жизни послевоенной деревни. Публикации на эту тему в «Дуэли» односторонние: в основном пишут люди, далёкие от конкретного труда на земле в тот период. Слагают небылицы, суть которых укладывается в типовую схему: Победа — быстрое восстановление народного хозяйства — отмена карточек — снижение цен — слава партии родной и лично тов. Сталину.

Но последняя публикация — статья С. Буривого в «Дуэли», № 42 — стала той каплей, которая переполнила чашу терпения. Напомню суть: С. Буривой полемизирует с В. Пригодичем («Дуэль», № 39), который в своей рецензии на книгу Ю. Мухина, упоминает о том, что дала Советская власть крестьянам-колхозникам. Что касается основной части статьи В. Пригодича, то пусть эти два «литератора» разбираются сами, но С. Буривой всуе глумливо упомянул поколение, которое в неимоверно тяжких условиях выкормило его, Буривого, и дало ему возможность получить образование. И здесь я на стороне В. Пригодича, какие бы ярлыки ни навешивал на него С. Буривой.

Та частушка, а вернее, поговорка о Берии и Маленкове в нашей местности имела другой вариант: «Товарищ Берия не оправдал доверия. А товарищ Маленков кормит хлебом и блинком». Нашим колхозникам некогда было разбираться, кто из кремлевских барбосов в схватке под ковром кому «пинков надавал», речь шла о выживании, а Г.М. Маленков снизил налоги и, списав долги колхозам, фактически спас не одну колхозную семью от полуголодного существования. Но обо всём по порядку… С. Буривой: «Каторжный труд… Нищая пенсия?.. А по Сеньке и шапка. Как трудились, такая и пенсия!».

Так вот, как трудились…

Места, где я родился, были освобождены в августе 1943 г. после разгрома немцев на Курской дуге. Моим родителям, которые родились в самом начале 30-х гг., было по 12–13 лет. Отступая, немцы сожгли все жилье, хозпостройки и хлеб, собранный в снопы и составленный в крестцы. Население пряталось в оврагах, пережидая бомбежку и артподготовку, и вернулось на пепелище в том, в чём были одеты летом. Из съестных припасов — только картошка, уцелевшая небольшими островками после артналета, бомбёжки и езды на танках.

Стали рыть землянки. А перекрывать-то чем? Кругом лесостепь, причем первая часть слова — «лесо» представлена в виде лозы по берегам речки да редкого орешника по склонам оврагов. По весне крыши таких землянок стали течь, дети болели.

Кое-как перезимовали, а к началу посевной возродился колхоз — надо было кормить армию и Буривого в том числе. А как сеяться, если ни одной лошадки? Которых не угнали немцы (удалось спрятать), мобилизовали наступающие наши войска. Пришлось поля копать лопатами. Норма — 5 соток в день на человека, включая детей.

Специально для Буривого повторяю — 5 (пять) соток в день! Меньше нельзя: посевная растянется неимоверно, больше — хотелось бы начальству, но тоже невозможно: голодные дети и женщины просто остановятся на следующий день, как загнанные лошади. А подкрепиться — на выбор: водички из родника под горой, щавельку по склонам, да дома — тошнотиков. Вы пробовали тошнотики, тов. Буривой? Это перемёрзшая в земле за зиму картошка. Надо бы Вам было попробовать — хорошо восстанавливает силы и совесть, которой, судя по Вашей статье, у Вас нет. Но в первую после освобождения весну и тошнотиков не было — свою картошку выкопали всю до одной, а при немцах картошку на колхозных полях не сажали.

Поля лопатами копали года 2–3. Соответственно и убирали всё вручную: рожь косили и жали серпами, как минимум, по гектару в день на человека. Потом и кровью, в прямом смысле, давался этот хлебушек — при вязке жгутов на снопы солома в кровь искалывала руки. Весь урожай шел в счет хлебопоставок — на трудодни не давали ничего. Пока на поле — можешь зернышек поесть, а вечером по дороге домой встречает «блок-пост» в составе уполномоченного по заготовке, председателя или бригадира.

Колхозное стадо восстанавливали за счет отёла личных коров колхозников, которых удалось сохранить во время оккупации. Пункт приема молока был в 15 км от колхоза. Возить было не на чем, поэтому носили на коромыслах каждый день по 15 км. Для Буривого и горожан, вернувшихся из «эвакуации», хотя сами опухали от голода.