Увидев себя, он ужаснулся и невольно вздрогнул: лицо его было обезображено ужасными ожогами. Оно являло собой сплошную массу сизо-багровых шрамов: кожа век натянулась, став похожей на древний пергамент, глаза навыкате, левая бровь отсутствует, сквозь рваную кожу проглядывал кусок черепа. Стоило признать, что лица у него почти не было. Как ни противно было смотреть на себя нынешнего, Гитока глаз не закрыл и долго смотрел, копя ярость.
-- Хуза, тварь! -- его голос сорвался на крике, губы (или что там от них осталось) побелели.
"Я соглашусь на всё. Землю буду жрать. Но найду тебя!"
...Он снова лежал, ловя губами редкие капли; а в ушах всё звучали слова Майага: "Завтра вернётся Халога, будет тебе праздник души и тела".
"Праздник тела для меня уже наступил, -- усмехнулся он. -- Ну и где вы все? "Завтра" уже пришло".
Халога с Росуда появились через два дня, и, как Гитока не хорохорился, ему это не понравилось...
-- Ну, здравствуй, Ящер, -- буркнул Ворон, нахмурившись.
Ни один мускул не дёрнулся на искорёженном лице Гитока. Он смотрел на вождя, не отводя глаз, катая желваки на окаменевших скулах.
-- Ага, не хочешь говорить? Вот ведь, дрянь какая, убил моих людей, хотел украсть мою добычу. Майага вон без невесты оставил и говорить со мной не хочешь? Никак брезгуешь? Кто послал тебя, Ящер?! -- рявкнул Халога. -- Битохора? Хотя можешь не отвечать, это и ребёнку ясно. Взметните-ка огонёк покрепче... Ты, Ящер, больше не верэнг... я даже не знаю, кто ты теперь... но точно не верэнг. Наверное, ты думаешь, что ты уже нежилец на этом свете? Хочешь побыстрее от нас отделаться? Хочешь -- знаю. К встрече с Виноки готовишься? Сидишь небось в мыслях за одним столом с Великим, юху пьёшь? Ан нет... всё не так будет...
-- А как будет? -- решившись на неслыханную дерзость, подал он голос. -- Я верэнгский воин, я мёртв с рождения. Чего мне скажи бояться?
Вместо ответа вождь поднял руку вверх. В лучах закатного Лайса выгнула свои кольца пятнистая змея тиу, её тело обвивало бицепс и запястье Халога. Устремлённая к ладони, она была её хищной пастью. Халога медленно сжал кулак и ударил.
-- Ты не умрёшь, Гитока! -- ещё удар. -- Вот так! -- в его руке возник шест. Он крутанул им и ударил тупым оголовком Гитока в грудь. -- И так!
Мерзко хрустнуло.
"Рёбра".
Следующий удар Халога был сильнее прежнего -- в плечо. Безвольно повисла рука. Гитока упал. Долго отдыхать ему не позволили. Сверху обрушились полведра грязной воды. Подошёл Росуда. Он присел и, ухватив ладонью обезображенное ожогом лицо, заглянул в вытаращенные глаза.
-- Нравится тебе, уродец? Этот верэнг, -- прогремел Халога, потрясая хищно раскрытой ладонью, -- убивал своих!
Гитока злобно оскалился.
-- Какая у тебя улыбка-то! Янтарь! -- Древесный Червь навис над ним, и было ясно, что шутить он не намерен. -- Янтарь твоих зубов -- улыбка верэнгского воина. Но ты не воин -- ты ничто, ты раб, ты забава наша. Вот улыбка воина. Смотри! -- Росуда схватил его за волосы, откинул голову назад. Зелёнозубо оскалился. Выхватил из-за пояса рамбу и тремя тычками оголовка рукояти выбил ему передние зубы. -- Теперь смейся, раб! -- с его губ сорвался неистовый крик, слюна брызнула на грудь Гитока, на лицо. -- Смейся всегда!!!
Боль накатывала горячими волнами, туманя остатки сознания. Он пока ещё держался, пытаясь не впасть в забытье. Цепкими пальцами Росуда вытащил его язык и под общий хохот, проткнув алый листок рамбой, движением на себя раздвоил его.
-- Истый змей! Так-то оно куда лучше! -- удовлетворённо бросил он, отталкивая захлёбывавшегося кровью Гитока от себя.
Рядом от смеха и гадливости давился Майага.
Подошёл Халога и лениво пнул ногой уже провалившегося в гостеприимно распахнувшуюся бездну Гитока.
-- Полейте его каббой, чтоб не сдох ненароком, и обрейте. Эта тварь недостойна кос!
Глава 24. Находка
Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы
(6901-й по Календарю Кироффе от начала Сида Лайса)
Кетария. Седогорье
Резкая боль пронзила спину Тэйда. Он вскрикнул, но не от боли, а от нежелания верить в то, что может вот так запросто сгинуть здесь -- на полу каменной ямы. От его одежды валил пар, глаза слезились, руки затекли, шипованные цепи, охватывавшие грудь, терзали разгорячённое тело. Он осознавал, что с ним произошло нечто ужасное и что он лишь чудом остался в живых. Но не телесная боль терзала его, к ней он давно привык, а что-то гораздо худшее -- некое душевное опустошение, словно совсем недавно могильные черви разъели его мозг и высосали остатки разума.
Он заставил себя пошевелить ногами и встать -- острая боль пронзила грудь.
"Как же мне надоели эти Хорбутовы железяки!"
Нащупав острый край камня, он перетёр верёвки и развёл руки в стороны.
Он находился в каменном туннеле, один конец которого уходил почти вертикально вверх, а другой под небольшим наклоном вёл вглубь горы.