– При всем моем уважении, капитан Бань, – начал он, сидя прямо на песке у самой границы джунглей, – не погасить костер после захода солнца – это верх неосторожности, и я не собираюсь молча смотреть, как вы изображаете приманку для всех голодных хищников, не лишенных глаз.
– Не собираешься? – разочарованно переспросила Бань, не сводя глаз с ярко-синего краба, которого жарила на палочке. – Какая жалость, Полезный, что ты уходишь от нас так быстро, а ведь мы только начали привыкать к твоему запаху.
Донг-вон и Ники-хюн рассмеялись, но все прекрасно понимали, что шутка получилась жалкой, под стать их нынешнему положению.
– Послушайте, я вовсе не оспариваю ваши приказы, – со всем возможным терпением объяснил Марото, наблюдая, как сгущается темнота. – Но и…
– Ноги? При чем здесь ноги? – перебила его Бань, переворачивая краба, и, прежде чем Марото понял, что она имеет в виду, Ники-хюн и Донг-вон ответили в унисон:
– У него ноги босые, капитан.
– Точно, – оживилась Бань. – Ты такой славный парень, Полезный, что мы с радостью смастерим для тебя обувку, если тебе самому не с руки.
– Вы не знаете, что там творится, – попытался объяснить этим недотепам Марото, наклоняясь к костру и понижая голос, чтобы придать словам необходимый драматизм. – А я видел своими глазами. Голодные обезьяноподобные чудища размером с доброго коня и змеи подлинней таможенного корабля Непорочных островов. Наверняка там найдется и кое-кто посерьезней, а костер возле самой опушки, заметный за много миль отсюда, наверняка привлечет хищников обещанием легкой добычи.
Его слова нисколечко не испугали Донг-вона и Ники-хюн, а Бань и вовсе отмахнулась от них, ответив с раздражающим завыванием, как дети рассказывают страшилки:
– О-о-о, Полезный насмотрелся таких ужасов, что его волосы поседели за одну ночь! Хорошо еще, что у меня есть четки, отпугивающие любых демонов, и если не помогут страстные молитвы, у нас найдется кое-что получше: холодная сталь.
Марото уже собирался ответить, как вдруг она протянула руку к его нечесаной макушке, намотала на палец несколько волос и дернула. Они оказались седыми, как тот парик, который его старая подружка Карла надевала, отправляясь на свою опостылевшую работу. Марото постарался сдержать усмешку, когда понял, что означает эта седина: племянник тоже прошел через Врата. Но тот факт, что его собственные темные волосы могли измениться так же легко, взволновал варвара гораздо сильнее. Впрочем, если вспомнить о зажившем колене, то прыжок во Врата пошел на пользу и здоровью, и внешности Марото.
Он снова напрягся, когда Бань с громким хрустом разломила панцирь краба.
– Возможно, я немножко успокоюсь, если получу назад нож, – сказал он. – Потому что вопрос не в том, набросится ли на нас орда монстров, а в том, когда она это сделает. Первое правило потерпевших кораблекрушение: не привлекать внимания хищников, даже на обычном острове. Что уж тогда, во имя всех языческих богов ваших и моих предков, говорить об этом гребаном Затонувшем королевстве.
– Держи. – Бань, глядя на краба, сняла с пояса нож и бросила его на песок, как раз между босыми пятками Марото. – Теперь ты счастлив?
– Нет, – проворчал он, наклоняясь, чтобы подобрать жалкое оружие. – Но может, кто-нибудь объяснит мне, почему в такой томный вечер, уже покончив с ужином, вы упрямо…
Бань наконец-то подняла голову; пламя, отразившееся в ее зрачках, было чуточку холодней вспыхнувшего на щеках гневного румянца.
– Полезный, у тебя остался последний шанс заткнуться, пока я не плюнула тебе в рожу. Вчера Донг-вон заметил вдали костер, который разожгли мы с Ники-хюн, а если бы мы погасили на ночь огонь, я бы уже никогда не увидела моего боцмана. Я потеряла двадцать четыре матроса, когда «Королева пиратов» пошла ко дну, и скорее соглашусь сразиться со всеми демонами Джекс-Тота, чем погашу путеводную звезду, которая поможет кому-нибудь из экипажа добраться до берега. Если хочешь, спрячься в темноте, но только сделай это молча. Понятно?
Марото выдержал взгляд Бань, мысленно проклиная ее за тупое упрямство… а затем спросил себя, что бы он сделал, если бы Пурна или Чхве блуждали сейчас где-нибудь в темных джунглях или прыгали через заводи на краю бухты. Не опуская глаз, он чуть заметно кивнул:
– Да, капитан.
– Вот эти слова я люблю больше всего на свете.
Гневное выражение, которое он уже не раз вызывал на ее лице, мгновенно исчезло, и Бань, обжигая пальцы, отломила у краба клешню и бросила ее Марото так же небрежно, как до этого швырнула нож. Лакомство улетело далеко в сторону, и Марото пришлось тянуться за ним, да еще и отряхивать от песка, после того как добыча выскользнула из онемевших пальцев. Он искренне надеялся, что Бань промахнулась намеренно, – если у нее не тверда рука, значит нож разминулся с его стопой только по воле провидения.
– Это хорошо, Полезный, что ты такой сговорчивый. Не споешь ли нам, чтобы скоротать время?
– Из меня плохой певец, – ответил Марото, шумно разгрызая клешню.