Клирик

Мостин крепко обнял меня на прощанье.

— Илина, если бы не ты…

После того как его воскресил Дидье, у мальчишки за пару часов выросли все, даже коренные, зубы и, как следствие, пропала шепелявость.

— Слушайся мать и братьев, — попросила я его, взъерошив вихры на макушке.

Мистрис Сиобан тоже на свой лад отблагодарила меня, дав амулет, зачаровывающий землю. Хватить его должно на пару, от силы тройку срабатываний, но ощутить в болотах хотя бы три раза твердую почву под ногами — дорогого стоит. После изгнания лиха с Глухих Земель мистрис вновь почувствовала себя замечательно и начала колдовать. Похоже, что скверна первым делом тянула силу именно из земли, и когда лиха не стало — полегчало магу этой стихии.

Взамен меня с артистами остался Дидье де’Куси. Он пообещал довести их до границ Дорната. Дидье оказался неплохим малым, разве что был немногословен и редко улыбался, что, впрочем, в нашей «профессии» боевых клириков — неудивительно. Погоняешь пару десятков лет нечисть — и разучишься веселиться.

Из крепостных конюшен мне выделили во временное пользование лошадь. Я быстро собралась, увязав свой доспех в мешки, и утром под многочисленные прощальные выкрики, словно мы были великими героями, отправлявшимися на подвиги, двинулась с командой в путь.

— Я требую объяснений. Немедленно! На каком основании вы так обращаетесь с ней? Что плохого лично вам она сделала? — Уперев руки в бока и расставив ноги пошире, я нависла над братьями.

Они сидели рядышком на своем непромокаемом плаще.

— Ну?!

— Да все они лицемерные, лживые… Только поют о красивом, а как копни поглубже, готовы мать родную продать за два гроша или за историю поинтересней! Все одинаковые!.. — в запале попытался объяснить Лиас, но, захлебнувшись возмущением, перешел на заковыристую эльфийскую ругань.

— Если вам однажды какой-то менестрель сделал гадость, то это вовсе не значит, что Эльма тоже такая, — возразила я.

— Гадость? Гадость?! — квартерона аж перекосило. — Да что ты понимаешь?!

— Ничего! — рявкнула я в ответ. — Вот поэтому и спрашиваю!

Лиас, высокомерно вздернув подбородок, сидел под моросящим дождем с таким царственным видом, что я поняла — от него ответа точно не дождешься. Лорил же, наоборот, опустил голову и сосредоточенно изучал носки сапог, заляпанные болотной тиной.

— Если вы немедленно мне все не объясните, я оставляю команду и вместе с Эльмой возвращаюсь в Кагорат! — Я постаралась, чтобы мое заявление прозвучало как можно тверже и убедительней. Я не побрезговала шантажом, хотя и понимала, что давлю на больную точку. — Не собираюсь и дальше оставаться с командой, которая мне не доверяет!

О том, что мне самой позарез необходимо оставаться с ними, я благоразумно умолчала. Узнают — еще больше помыкать начнут.

— Наша сестра была менестрелем, — наконец нехотя выдавил Лорил. Его брат лишь поперхнулся от возмущения, однако смолчал.

— И-и? — поощрительно протянула я. — Мне все из вас клещами тянуть?

— Мы не желали, но она против воли семьи…

— Но она сбежала, — закончила я за него фразу. — Ребята, если я и дальше за вас додумывать буду, мы в болотах до зимы прокукуем!

Тут вмешался Морвид:

— Ольна, ты ворошишь очень неприятные воспоминания.

— Так посвятите меня в них или сделайте так, чтобы они не мешали отношениям в команде! — не выдержала я. — Братья ходят, словно лом проглотили! Презрением веет за километр! Я уже не понимаю, каким неосторожным словом могу наступить им на любимую мозоль.

Жрец пожевал губу, потом вздохнул, словно перед прыжком в воду, но Лиас опередил его:

— Только не при этой! А то она очередную песенку об этом сложит! А я не хочу, чтобы имя моей сестры потом в каждом пропитом трактире звучало!

Увидев, что из глаз Эльмы вновь закапали слезы, я решила взять с нее обещание. Девушка согласилась.

— Клянусь памятью моей матери, что и словом не упомяну о том, что сейчас услышу.

— Матерью клянется, — пробурчал себе под нос квартерон. — Может, у нее и матери никогда не было…

— Лиас, ты переходишь все границы! — рыкнула на него. — Требуешь уважения, а сам оскорбляешь то, что другим дорого?!

Тот в смущении отвел глаза. Кончики его ушей заалели.

Вместо братьев решил рассказать Морвид. Прокашлявшись, он начал.

Оказалась, что квартероны были из очень древнего рода. Родословную им несколько подпортила бабка, но иметь в предках одного из великих королей древности, тем не менее, считалось очень почетным. Келеврон Серебряный приходился им троюродным не то дедом, не то прадедом, а может, и прапрадедом. У эльфов очень сложно устанавливать, кто кем кому приходится, поскольку срок жизни от пары сотен лет — это если по детской глупости в драке проткнут — до бесконечности. Например, поговаривали, что Келеврону больше тысячи веков исполнилось.