А он не так уж сильно отличается от мужчин, думает Клитемнестра. Их голодные, резко очерченные тенями лица блестят в свете факелов. Они метают и метают свои ножи, сражаясь за еду и вино, пока слуги топают туда-сюда по липкому от жира и мясных соков полу.
Клитемнестра просит ее извинить и встает из-за стола, чтобы уйти. Она торопливо выходит из залы как раз в тот момент, когда Агамемнон метает свой кинжал. Он попадает прямо в центр щита.
В своих покоях Клитемнестра глядит в потолок, вспоминая, как они с Еленой разговаривали о сверкающих в небе звездах и о том, как за ними наблюдают боги.
– Как ты думаешь, они видят нас сейчас? – постоянно спрашивала Елена.
– Нет, – отвечала Клитемнестра. – Они слишком заняты другими делами. Как бы они смогли наблюдать за всеми сразу?
Впервые за долгое время эти воспоминания ее убаюкивают, и она засыпает.
Всё начинается с боли, словно кто-то разрезает ее острым лезвием. Клитемнестра просыпается и, хватая ртом воздух, валится с кровати. Никакого лезвия нет. Выбравшись из укрытия меховых покрывал, она чувствует холод. На востоке пробуждается робкий свет; должно быть, заря. Она пытается встать, но боль возвращается, сильнее прежней. Ребенок готов родиться. Она пытается позвать на помощь, но не может издать и звука. Кулаки сжаты, дыхание как будто остановилось. Она встает на четвереньки, затем поднимается и стискивает зубы, стараясь вспомнить, когда еще она испытывала такую жуткую боль: когда упала в лощине и порвала связки в плече; когда Кастор во время охоты разбудил медведя и им пришлось на бегу продираться сквозь колючие заросли; когда девочка в гимнасии воткнула копье ей в бедро; когда когти рыси ободрали ей спину.
Ей кое-как удается выбраться из комнаты в коридор гинецея. Когда накатывает очередной приступ боли, она задерживает дыхание и спешит в покои матери. Во дворце холодно, а на ней лишь тонкий хитон, и всё же по ее лицу струится пот.
– Что случилось? – рассеянно спрашивает она. Ее лицо бело как снег, глаза красные, словно она плакала.
– Ребенок вот-вот родится, – шепчет Клитемнестра сдавленным голосом. Боль становится сильнее, и она приваливается к стене. До Елены доходит смысл ее слов, она широко распахивает глаза.
– Я позову мать…
Клитемнестра трясет головой:
– Отведи меня к повитухам. Он вот-вот выйдет.
От нового приступа боли она сгибается и хрипит. Елена дает сестре опереться на себя и тащит ее в сторону кухни. Клитемнестра чувствует телом холодную кожу сестры и исходящий от нее аромат фруктов и масел.
– Очень больно? – спрашивает Елена. Они едва не бегут, Клитемнестра тяжело дышит и крепко хватается за руку сестры.
– Бывало и хуже, – выдавливает Клитемнестра, и Елена едва заметно улыбается ей. Внизу у комнаты слуг темно. Елена хватает факел и врывается в пустую кухню.
– Где женщины? Где повитухи? – кричит она. Никого нет. – Подожди здесь, – говорит она Клитемнестре и выбегает из комнаты.
Клитемнестра с криками падает на стул. Просовывает руку промеж бедер и чувствует, что там всё мокро.
В комнату вбегает женщина, ее черные волосы забраны на затылке.
– Всё хорошо, – говорит она. – Твоя сестра побежала за матерью и старейшинами. Твой муж тоже скоро прибудет.
– Тантал, – хриплым голосом произносит Клитемнестра.
– Его корабль прибыл в порт прошлой ночью. Сейчас он скачет ко дворцу.
Женщина заставляет ее сесть на корточки – и дышать. Вдох-выдох.
– Я уже его чувствую, – объявляет женщина, и внезапно в комнате оказываются люди: Елена, Тимандра и ее мать. Леда приседает рядом с дочерью и берет ее за руку.
– Почти всё, Клитемнестра. Тужься сильнее, тужься!
Она тужится и кричит, обливаясь потом. Повитуха молится Илифии, богине родов, но Леда сердито на нее прикрикивает:
– Помоги ей! Помолиться можно и потом!
Вдох застревает в горле, Клитемнестра удушливо хрипит, а потом замечает его. Своего ребенка.
– Мальчик! – Повитуха держит его в своих белых руках – хрупкий комок слизи и крови.
– Дай его мне, – дрожа всем телом, приказывает Клитемнестра. Женщина берет чистый кухонный нож и перерезает пуповину, а затем передает ребенка матери. Клитемнестра чувствует, какой он мокрый, какой мягкий. Она глядит на крошечные ручки, безупречные, как лепестки, на головку, помещающуюся у нее в ладони. Она глядит на своего сына, а он, почувствовав ее присутствие, открывает глаза – светло-голубые, как рассветное небо.
11. Соловей
Ее сын и Тантал – кроме них ничего больше не существует.