Читаем Ключ полностью

Ключ

Но так было днём. Ночью же, когда зэки сидели по своим камерам, не было смысла держать наготове такое количество снайперов.

– Это ещё с корабля, – улыбнулся Фигольчик, крутанув пистолет на указательном пальце. – Только вот он не заряжен.

– Потом объяснишь, как ты ухитрился спрятать такую штуку, чтобы её не нашли при всех обысках.

Что касается обысков, то здешние вертухаи были в этом деле настоящие мастера. Везде залезут, везде прощупают. Абсолютно небрезгливые и совершенно не стеснительные. Одежду арестантов они изучали миллиметр за миллиметром, отдельно прощупывая, каждый шов. В этом был определённый смысл. В опытных руках, спрятанная булавка или половинка бритвенного лезвия могла стать оружием, а тонкая проволочка, отмычкой. Туда же можно зашить послание, написанное на крохотном клочке бумаги, ампулу с ядом или наркотиком.

Но ни в каком шве, и ни в какой складке не спрячешь стандартный армейский пистолет, под который даже карман-то требуется специальный, потому что в обычном он в два счёта проделает дырку.

– Обязательно расскажу! – пообещал Фигольчик, улыбнувшись. – Надо было раньше вас всех этому научить, но до сих пор вроде обходились.

На этом их разговор закончился, потому что камера, где содержали Быка, была уже близко.

– Наконец-то! – приветствовал их дежуривший на этом участке вертухай, приняв эту пару за смену. – Замучил меня этот Стоун, на Малютку Телёнка похожий. Я уж думал, с ума сойду или прибью его ненаро…

Тычок жёстким, как стальной стержень, пальцем в какую-то точку на горле, заставил его замолчать. Фигольчик не дал телу рухнуть на пол, а подхватил надзирателя под мышки и оттащил в сторону. Связывать того, кого вырубил Драгис, не требовалось. Такие приходили в себя нескоро, а, очнувшись, были вялыми и ничего не помнили.

Бык сидел на койке, привинченной к полу, раскачивался из стороны в сторону и издавал такие звуки, что от них на душе скребли все кошачьи миров сущего. Он не был связан, закован в кандалы или зажат в колодки. Быстрый осмотр показал отсутствие следов побоев и пыток. Даже роба на нём была новая и чистая. Аж похрустывала!

– Ты как, дружище? – спросил Фигольчик участливо, но казалось, Бык не слышит его.

– Быкович! Эй, каменная башка! – позвал его Драгис и легонько встряхнул товарища за плечи.

Бык перестал раскачиваться, приоткрыл глаза и вымученно улыбнулся.

– Ребята! – тихо простонал он слабым голосом. Это действительно вы?

– Да, это мы! – заговорил Фигольчик, словно беседовал с тяжелобольным, которого опасно лишний раз беспокоить. – Да, это мы – твои друзья, пришли за тобой.

Бык снова закрыл глаза и заявил трагическим тоном:

– Спасибо, мои дорогие, но я с вами никуда не пойду.

– Это ещё почему? – нахмурился Драгис.

– Мир слишком ужасен! Он полон горя, страдания и несправедливости. Кругом сплошное насилие и обман, подлость и жестокость…

– А здесь, что, по-твоему, дворец справедливости и добра? – обиженным голосом спросил Фигольчик.

– Нет, но здесь зло выдаётся порциями, и всегда знаешь, откуда его получишь. А там оно поджидает вас повсюду и опрокидывается вам на голову водопадами. Нет, я лучше останусь здесь.

Фигольчик и Драговски переглянулись.

– Они его что, наркотой накачали? – предположил Драгис.

– Больше похоже на то, что ему промыли мозги, – ответил Фигольчик. – Эй, Бык, тебя давно водили на допрос?

– Дня три уже, – был ответ.

А священника к тебе не приводили?

– Нет.

– Тогда… Тебе не передавали никаких посланий? Книг, брошюр, прокламаций, листовок не давали?

– Нет.

– Тогда что с тобой случилось? – спросил Драгис, теряя терпение.

– Поверьте, это слишком ужасно!..

– Верим. Видим, что ты не в себе. Но расскажи, что с тобой сделали?

– Вот! – ответил Бык убитым голосом и показал на какую-то миску, стоявшую в углу.