Ключ от незапертой двери

Когда Марусе было двенадцать, она и сама попала в больницу с нечаянно взявшимся невесть откуда воспалением легких. И если в прошлые годы, под присмотром строгой матери возясь в огороде, она с легкой завистью поглядывала на людей в полосатых пижамах, раскачивающихся в гамаках в тени деревьев, то теперь с полным правом бездельничала в гамаке сама, откусывая от большого яблока, еще кислого, с белыми зернышками вместо коричневых, но уже сочного и вполне съедобного. Кислые яблоки Марусе нравились гораздо больше сладких.

Она вообще любила кислое. Поэтому в первый вечер, когда она еще не совсем отошла от жара, сбитого поданной доктором Истоминым маленькой белой таблеткой, и вся мокрая лежала на больничной постели, отчаянно жалея себя и боясь умереть, ей крайне по вкусу пришелся чай с принесенным Василием Николаевичем лимоном.

Чай был крепкий и сладкий, а лимон, который она аккуратно попробовала после того, как чай был выпит, кислым и очень вкусным. До этого Маруся лимонов никогда не видела и даже догадаться не могла, откуда в их глуши доктор взял такое странное чудо.

Когда он перед сном пришел осведомиться о ее самочувствии, Маруся не выдержала и спросила про невиданные доселе желтые кусочки с кислым вкусом. Доктор засмеялся и принес ей целый лимон. То есть это он рассказал ей, что плод называется лимон, что его можно класть в чай, а можно отрезать кусочки и сосать их просто так, особенно если любишь кислое.

Он оставил ей лимон на тумбочке и сказал, чтобы она ела его без всякого стеснения. Марусе было неудобно отбирать у доктора такую диковину, но он сказал, что к нему на днях приезжал друг, который родом из теплой Грузии, где лимоны растут просто на улицах, и привез он целую авоську, так что Маруся может съесть этот лимон целиком, если ей хочется, а потом он ей принесет еще.

Желтый фрукт Маруся, не удержавшись, съела в первый же вечер. Просто откусывала от него, как от яблока, и жмурилась от кислого вкусного сока, стекающего по пальцам и подбородку. И пока она лежала в больнице, доктор приносил ей лимоны каждый день. И она даже расстроилась немного, когда он сказал, что завтра ее выпишет. А потом обрадовалась, потому что он сказал, что лимоны из Грузии кончились, а в больнице ей уже порядком надоело. Особенно уколы.

Как-то так получилось, что после того, как Маруся поправилась, она стала прибегать в больницу почти каждый день. То помогала нянечке, тете Шуре, помыть полы в палате, то читала книжку кому-нибудь из пациентов, то, когда доктор был не занят, просачивалась к нему в кабинет и спрашивала о том, как устроен человек, откуда берутся болезни, можно ли сделать так, чтобы никто никогда не умирал, и почему, когда выпадает молочный зуб, то не больно, а когда выдирают зуб, который вырос на месте молочного, то больно очень сильно.

Истомин всегда разговаривал с ней как со взрослой, на вопросы отвечал подробно и понятно, не сердился, что она ему мешает, и из больницы не гнал. Когда он узнал, что мать выпорола Марусю за то, что она мешает доктору, то вечером пришел к ним домой, принес снова невесть откуда взявшиеся лимоны и долго говорил с Марусиной матерью за цветастой занавеской, отделяющей кухонную часть дома от горницы. Маруся напрягала слух, чтобы понять, о чем они беседуют, но так ничего и не услышала, а когда доктор ушел, мать буркнула, что она может ходить в больницу, сколько ее душе угодно, вот только пусть не думает, что это освободит ее от дел по дому или в огороде.

Ничего такого Маруся, понятное дело, и не думала. В их многодетной семье каждому находилось дело практически сразу после того, как ребенок переставал пользоваться горшком. Старшие братья отправлялись с отцом на охоту и рыбалку, летом гребли сено, носили воду из колодца, топили печи, коих в их большом доме было аж четыре штуки. Сестры пололи огород, мыли полы, давали корм скотине, убирали посуду со стола.

Среди шести детей Маруся была самой младшей. Сестры говорили, что мать относится к ней с жалостью и придирается меньше, чем к остальным, но сама Маруся этого не замечала. Мать была властная, суровая, молчаливая, не щедрая на ласку и тепло. Помимо огромного дома на ней была еще работа в колхозе, где она трудилась дояркой. Вставать приходилось затемно. Спала она по три-четыре часа. А в доме, помимо детей, еще жили две старухи, Марусины бабушки, которые уже почти ничего не видели, плохо слышали и с годами все чаще и чаще ложились в больницу к доктору Истомину.

Когда Марусе было пятнадцать, отца задрал медведь. Из леса его привезли в больницу, залитого кровью. Снесенный чуть ли не наполовину череп, снятые со спины и боков пласты кожи, вытекший левый глаз. Таким в последний раз Маруся увидела своего отца.

– Ничего я не сделаю, – сквозь зубы бормотал Истомин, осматривая пациента, – операция большого объема. Вертолет нужно вызывать, санавиацию, чтобы в область везти.