Рассуждения зашли в тупик. Интересно, как «они» будут ее выманивать. Не пропустить бы.
А страшно, ох, до чего страшно… Надо позвонить родителям. Может, в последний раз поговорить, попросить прощения, если что не так… Нет. Ей же обещали, что с ней ничего не произойдет. Хотя они, наверное, всем так говорят.
Дозвонилась до мамы. Как дела? Отлично. Скоро домой. Да, получается. Нет, не сложно. Пока? Пока.
Пальцы листали телефонную книгу. Одногруппники, друзья. Кристина Соловьева.
Сколько раз за смену Янка поминала подругу недобрым словом. «Легкая смена», «природа», «отдохнешь»… а сейчас – злости не было. Испарилась, выветрилась, сгинула в туман. Наоборот – Янка поняла, что до смерти соскучилась. И благодарна – да, именно так. За Дениса.
– Янчик, ты? Ты что, плачешь?
Кристя. Лучший в мире слушатель и утешитель. Кристя, которой можно доверить ключи от квартиры, стипендию всей группы, сердечную тайну. Надежная, как швейцарский сейф и мудрая, как третейский судья.
И вот сейчас верная Кристя начала шмыгать носом вместе с Янкой, стоило только той заговорить про Дениса.
– Зачем я тебя отпустила? – шумно дыша в трубку, причитала подруга. – Может быть, уедешь оттуда прямо сейчас?
– Не могу-у, – выла Янка. – А как же Дэн? Кажется, я его люблю… Нет, точно-о!
– А помнишь, как мы в детстве над ним угорали? – хихикнула Кристина. Это тоже было в ее стиле – находить смешное там, где его и в помине не было.
Однако в Янкином сознании «над ним» никак не увязывалось с «детством».
– В смысле?
– Ян, ты чего? Когда в Крым ездили. Я еще в первый день обгорела, как курица-гриль, и дома осталась. А ты, предательница, с моими предками в кафе пошла. И Дэн с папой тоже там был. Сама же рассказывала…
Янка так и села с телефоном в руке. Соловьева, где же ты раньше пропадала со своими намеками?
– О, нет! Тот чудак, который всю дорогу нес какую-то ерунду, и был Дэн Каверин?
– Янчик, ну ты даешь! Пришла такая из ресторана и рассказываешь – ко мне клеился очкарик в шортах и с биноклем. Особенно бинокль тебя поразил, ты всю неделю потом про него вспоминала.
– Потому что очки и бинокль… ну… это странно.
– И звезды показывал, и стихи читал… – безжалостно перечисляла Кристина, слово за словом воскрешая в Янкиной памяти те ее детские эмоции – скуку, досаду и желание поскорее вернуться ко взрослым. Там хоть разговоры интересные, а здесь… Ну, море. В темноте все равно почти ничего не видно. Ну, пляж. Так никого же нет, а ходить по камням неудобно – того и гляди, ногу подвернешь или сандалия соскочит. До кучи – кавалер привязался. На год старше Янки, а даже она, мелкая – на целую голову выше. Очки еще эти дурацкие. И шорты. И панама с широкими полями, несмотря на отсутствие солнца. Огромный бинокль в тощих мальчишечьих руках.
Одним словом, кавалер. Завидный.
И стишки какие-то вроде были, но она не вслушивалась и вообще весь вечер думала о своем.
Позже она увидела его еще раз, уже при поддержке острой на язык Соловьевой. Та взяла общение с непритязательным пацаном на себя. Глумилась от души, благо, родители ушли далеко вперед. А ботаник глаз не сводил с Янки, и это злило еще больше. Хотелось стукнуть его хорошенько, чтоб не пялился, и убежать.
– Хотя я тебя понимаю, – продолжала щебетать Кристина. Ее голос вдруг снова появился, как будто кто-то резко включил звук. – Сама его потом долго не видела. А когда приехала в «Искатель» – обалдела.
Да уж, было с чего…
В реальность вернул осторожный стук в дверь. Воровской какой-то. Неуверенный.
– Да! – крикнула Янка, а подруге шепнула: «Перезвоню».
«Вот оно», – стукнул в висок невидимый молоточек. Да так и продолжил: «Вот-оно-вот-оно-вот-оно». Хотя правильнее было бы – она. Румяная с мороза, волосы редкого кофейно-молочного цвета растрепались, куртка нараспашку. Можно подумать, бежала. Нет, стремглав неслась.
– Ян… там… это… Денис Каверин вернулся. Тебя просил позвать.
Грубо. Топорно. Если бы не особое указание седовласого следователя, с места бы не двинулась. Еще бы и Лану направила соответственно.
А так – встала и пошла. За этой Иудой, молью диванной, гадиной недодавленной. Молча пошла, безропотно. Неубедительно. Впрочем, Янка и не собиралась в чем-то ее убеждать. Перетопчется.
«Вот-оно-вот-оно-вот-оно!» – вконец озверела незримая киянка.
Только бы те двое из кабинета Петра Геннадьевича вовремя подсуетились. А то, может, сидят себе, чаевничают и знать не знают, что уже…
Вслед за Ланой Янка вышла за ворота. Предательница и не думала останавливаться. Топала себе дальше с приличной крейсерской скоростью, пока не уткнулась в заваленную снегом автобусную остановку. Разумеется, автобусов век не видавшую.
Зато рядом поджидал черный внедорожник с включенным двигателем. Четыре сцепленных кольца на решетке радиатора.
Дольский.
Жир стекал на тарелку густыми рыжими каплями. Рядом постепенно вырастала гора скомканных салфеток. Шлеп – прилетела еще одна. Чавканье, звучный глоток из стакана. Шлеп.
– Надоела мне ваша песочница. Карта где?
Пока Янка лихорадочно соображала, о чем идет речь, общую могилу сестер по несчастью пополнило еще два бумажных комочка.