Ключ Соляного Амбара

Текст диссертации он написал за два месяца летних каникул в Можайске, когда дядюшка уступил для этой цели свою комнату, открывающуюся в вишневый сад, с его любимой вишней, на месте которой стояла во время оккупации Можайска немецкая пушка и лупила по нашим войскам, наступающим на город со стороны кирпичного завода. Но не это было главное, тогда дядька, нахваливающий племянника за целеустремленность, поведал о заповедном. Он, вернувшись с фронта, мог бы продолжить военную карьеру, доучившись в военной академии Куйбышева, потом то, да се, академия Генерального штаба. Ведь дядька чувствовал свои недюжинные таланты художника, архитектора, геометра, математика, но сермяжная жизнь повернула оглобли судьбы в свою сторону. Его отца, простого стрелочника на станции, арестовали и отправили в лагерь лихие опера, практически, за то, что тот уже глубоким стариком продолжал работать при немцах на железной дороге и был принудительно назначен старостой нескольких улиц, примыкающих к железной дороге и чугунному мосту возле его дома. А куда тому деваться, если лихие люди сообщили оккупантам, что у старика-отца – сыновья коммунисты, один офицер на фронт, а другой, с бронью, в оборонном секретном вузе учится. Старика в лагере Коми быстро сгноили, умер от голода и голодных болезней. Разумеется, после разобрались, реабилитировали отца Василия Тимофеевича, после ходатайств сыновей-коммунистов, дядюшки Александра Васильевича и Николая Васильевича.

Но Александра тогда в рассказе дядюшки поразило не то, как внешние обстоятельства определяют новый вектор судьбы, дают новый чудотворный разворот судьбоносных событий. Дядька рассказывал:

– Конечно, мог бы и академию докончить, собрав нужные документы от можайских органов и свидетельства соседей и прочих людей в том, что невиновен отец, наоборот, помогал, как мог, всем нашим в оккупации, длившейся всего – ничего, пару месяцев с копейками… Но доказывать, тратить последние силы, чтобы продолжить накатанную военную картину…

– И ты подался в политех на последние курсы, диплом, потом в аспирантуру к Громову…

– Это то, что ты знаешь, все знают, Саня… А я тогда кроме злости на обстоятельства, при вопиющей невиновности отца, почувствовал какой-то дикий душевный творческий рывок… И доучился, и с отличием закончил вуз, и в аспирантуру к корифею Громову поступил, сдав все вступительные экзамены на пятерки… Но есть тайна тайн… таинство… мистика…

– Тайна? Таинство? Мистика?

– У меня, дипломника, аспиранта пробился дремавший дар художника, но особый, я бы сказал художника-геометра, художника, увидевшего мистику перспектив тайных измерений – не трехмерного изображения, а многомерного…

– Что выход в тонкие слои времени?..

– Что-то вроде этого… В многомерном временном пространстве отражается то, что не видно в трехмерном рисунке… А я дипломником и аспирантом, помимо многих карандашных портретов и пейзажей, сделал несколько картин пастелью, акварелью, маслом…

– А как же ты убедился в многомерности эффекта изображения на плоскостных картинах?

– Я ведь увидел аспирантом тайны передачи перспективы, обучаясь у Громова, первого доктора технических наук по начертательной геометрии, между прочим…

– Он первым увидел твои картины и оценил?.. Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благослови…

– Нет, не первым… Одним из первых…

– А первые кто?.. Сколько картина с многомерной перспективой ты нарисовал… Где они?..

– Раздарил…

– Кому?..

– Девушкам своим, возлюбленным…

– Любовницам? – Александр знал, что дядюшка женился поздно на выпускнице Архитектурного института, так что был беспощаден, как бывают только тогда, когда племянники обожают дядюшек за их доказанный и признанный талант, а дядюшки обожают племянников за потенциал нераскрывшихся и раскрывающихся даров и талантов. – И после подарков любовницам ничего не оставил потомкам… – Он показал на себя. – Зарыл талант в землю…

Он тогда пробурчал что-то неопределенное, мол, закопал в подполе или на чердаке похерил, а дальше интенсивная ответственная работа в вузе, защита диссертации засосала, ведь захворавший профессор Громов, не справлявшийся с хлопотами заведующего кафедрой, поставил на свое место своего первого блестящего аспиранта-фронтовика. И быстро перевел русло беседы на собственную научную стезю племянника-доцента, тоже поймавшего кураж научных поисков, исследований, изобретений, на много лет похерившего свой интерес к истории, стихам, прозе, как «вторичной тряхомудии». А дядьку, понимавшего толк в научных прорывах, радовало, что племяш порывается, почти прорвался, в праве защищаться и на степень доктора физмат наук – по чистой теоретической математической и экспериментальной новизне исследований численного моделирования сложных процессов – и на степень доктора технических, с огромным практическим выходом и внедрением результатов в производство.