Хастред, к примеру, с готовностью тратил слова на всякое, включая невостребованную злыми издателями писанину и попытки привести отдельных эльфиек к своему моральному знаменателю, что по определению являлось чистой воды тщетой; столь же глубокое понимание Чумпом природы хумансовой знати явилось для него неожиданным. Сам книжник всегда полагал высокое начальство разновидностью природно-климатических сил, довлеющих над тем или иным регионом, и изучать их брезговал, потому что не видел никакой возможности на них воздействовать даже при полном разумении. А всякий раз мыться со скипидаром после погружения в политику ему не нравилось.
Старший возглавил группу, неторопливым уверенным шагом провел ее причудливой змейкой между несколькими сопками, в паре мест указав особо не ступать в заросли, где вероятно ждали неосторожного хозяйские сюрпризы. Миновали полевую изгородь-частокол, из-за которой равнодушно помахал здоровенный верзила, скучающий в обнимку с алебардой. Хастред других признаков приближения к лагерю не заметил (а Чумп заметил два хорошо замаскированных наблюдательных пункта с видом на их тропу, но виду деликатно не подал). Но вскоре начали появляться признаки земляных работ, потом дошли бивуачные запахи — костры, пот, разогретое железо, кони, Хастред сумел вычленить характерную озоновую отдушку свежесотворенной магии. Следом стали попадаться обозные телеги, которыми в соответствии с духом времени лагерь был обнесен кольцом, за ними палатки, грубо сбитые навесы, груды ящиков и мешков, оружейные козлы, растянутые веревки с развешенными на них портками. Мелькнуло несколько походных мастерских, отнесенных видимо на отшиб, чтобы бесконечный молоточный звон не мешал отдыхать бойцам. Воины попадались по пути в ассортименте, многие без части экипировки, и лица у иных, подметил Хастред пытливым оком созерцателя — Чумп, поставленный рядом, сойдет за чистого ангелочка. Бугрящихся могучими мускулами гивингов на глаза не попалось, народ случался все больше жилистый, сухой, в шрамах и бандитских наколках, заскочи сюда без понимания, куда идешь — как раз легко представишь себя на разбойничьей малине.
К вящему изумлению Хастреда, да и сопровождающих лиц, один из встречных — полуголый усач, густо изукрашенный по всему тощему торсу изображением античных зданий, лиц, фигур и стилизованных надписей — при виде Чумпа просиял, обменялся с ним парой жестов, уважительно постучал себя по груди в районе сердца и убыл, широко ухмыляясь щербатой пастью.
- Твой друг? - полюбопытствовал Хастред не без иронии.
- Сидели рядом, - невозмутимо пояснил ущельник.
- На пиру?
- На каторге. Он за грабеж на большой дороге, кажется, а я... ну, скажем так, за мной тогда такие гонялись, что надо было хоть выспаться где-то спокойно. Выспался, отдохнул и утек, а ему еще лет десять лес валить оставалось. Наверное, следом дернул.
- Или по УДО вышел, - предположил Хастред рассудительно. - Такая прогрессивная эльфийская практика. Учитывая, как на все эльфийское в этих краях пускают слюни важные чиновники...
- Нам дозволили по острогам клич кинуть, - сообщил старший патруля, по-прежнему вразвалочку возглавляющий процессию. - Мол, который хочет искупить вину кровью, тому шанс — хватай, не проворонь. Хвост заносить никто тебе не станет, пойдешь в самое пекло, но ежели полгода выстоишь — получишь княжеское помилование и жизнь с чистого листа.
- А вот это отлично придумано. Чем гноить разбойный люд в застенках без надежды на исправление, хоть какой клок шерсти, - Хастред глянул вослед усачу и кивнул с одобрением. - Меньше пейзан сгинет. К тому же такие башибузуки и глотки резать приспособлены лучше, чем всякие рыбаки да пахари.
- Княжьи воеводы тоже так сочли, и теперь из острогов в свои рати набирают, нам не дают больше.