Ключи от Стамбула

Двадцать шестого июня, в воскресенье, вечером, когда многие уже ложились спать, в лагере гвардейского отряда и казачьего конвоя, примыкающем с обоих флангов к биваку главной квартиры, раздалось громкое «ура!». К Николаю Павловичу, один за другим, прибежали казак и фельдъегерь с известием, что государь, получив телеграмму от главнокомандующего, объявил войскам о победе.

— Его величество вас ждёт, — сказал Игнатьеву фельдъегерь.

Николай Павлович быстро оделся и, помня о том, что полевой казначей, идя по биваку глубокой ночью, недавно сломал себе руку, стал торопливо, но и осторожно, пробираться между кольями палаток.

Увидев Игнатьева, Александр II поблагодарил его за расторопность и радостно проговорил.

— Кавалерия наша, под командою Гурко и Евгения Максимилиановича, выбила турок из Тырнова, захватила их лагерь и отогнала к Осман-Базару. Если желаешь, прочти, — протянул он телеграфный бланк.

Прочтя восторженную телеграмму главнокомандующего, Николай Павлович поздравил его величество с победой.

— Взятие древней столицы Болгарии, составляющей узел дорог, ведущих прямо за Балканы, имеет неотъемлемую важность — политическую, нравственную и стратегическую, — с воодушевлением проговорил Игнатьев. — Не зря константинопольская конференция предполагала сделать Тырново центром болгарского княжества.

Государь был в восторге, поцеловал и обнял Николая Павловича.

— Завтра утром едем в главную квартиру. Это в девяти верстах отсюда.

Ставка главнокомандующего находилась на той стороне Дуная в Царевне.

Узнав о радостном событии, Игнатьев до утра не сомкнул глаз. И так было всегда, когда он размышлял о деле, за которое не нёс прямой ответственности. В противном случае, исполнив долг, он спал спокойно.

Глава IX

В ночь на первое июля поднялся ураганный ветер, началась гроза и хлынул ливень. Николай Павлович надеялся уснуть, укрылся с головой, но сон не шёл. Гром грохотал, что гаубицы били. В палатке стало холодно и сыро. С боков её секло косым дождём, а верх срывало ветром. Игнатьев встал, надел халат и позвал слуг. Ни Дмитрий, ни Иван не отозвались; храпели у себя в фургоне. Николай Павлович хотел зажечь фонарь, но спички отсырели и переломались. Пришлось бороться с непогодою впотьмах, отстаивая свой бивачный «дом». Как только ветер несколько утих, Игнатьев лёг в постель одетым — ознобило. В пять часов утра начался шум: бивак загомонил, и ржанье лошадей принудило подняться окончательно.

Во время завтрака Боткин заметил, что Николай Павлович простужен.

— У вас катар верхнедыхательных путей, — сказал Сергей Петрович и прописал касторку и хинин. Игнатьев принимать их отказался.

— Я уже выпил aconit вместе с ipeca, — объяснил он свой отказ лейб-медику.

— Вы верите гомеопатам? — удивился Боткин, поправляя на носу очки, — вот уж не думал!

— Представьте себе, — утвердительно сказал Николай Павлович. — Гомеопатические средства действуют на меня удивительным образом. Вы сами в этом скоро убедитесь. Пройдёт два дня, и я буду здоров.

— Но прежде подыщите комнату, — посоветовал доктор, и они заговорили об утешительной вести с Кавказа. Две роты ставропольцев, осаждённые в течение двадцати шести дней в крепости Баязет, понесшие огромные потери и обречённые турками на жестокую, мучительную смерть от голода и жажды, были спасены отрядом Тер-Гукасова.

— Молодцы наши! — встряхнул головою Игнатьев, восхищённый действиями русского немногочисленного войска. — Десять батальонов с двадцатью четырьмя орудиями и казаками разбили осаждающих в числе пятнадцати батальонов из Багдада и Диарбекира, пришедших с целою ордою курдов, падких на разбой и на грабёж. Я уже не говорю о резервистах.

— Честь спасена! — сказал Сергей Петрович с восторженной улыбкой патриота.

— Иначе, нравственное впечатление от наших неудач было бы пагубно для всего хода кампании, — откликнулся Николай Павлович, признавшись, что ему не нравится, что город Баязет оставлен Тер-Гукасовым.

— Но Баязет сильно разрушен, — попытался возразить лейб-медик. — Там кроме трупов и камней нет ничего.

— Убитых обычно хоронят, а из камней возводят укрепления, — строго заметил Игнатьев. — Уйдя из цитадели Баязета, мы оголили левый фланг, а это чрезмерно опасно. Ввиду дополнительных сил, беспрестанно прибывающих к туркам, кавказцам надо бы сосредоточиться. Разбросанность к победе не приводит. — Он помолчал и вновь заговорил: — Теперь остаётся желать, чтобы Мухтар-паша, опьянённый нашим отступлением, сунулся на позицию Лорис-Меликова у Заима.

— А почему мы этого должны желать? — в невольном замешательстве осведомился Боткин.

— Тогда произойдёт то, чего мы с вами искренне желаем, — предельно чётко объяснил Николай Павлович, — турки будут разбиты, Карс сдастся, и дела могут снова поправиться.

В пятом часу перед обедом пришло донесение Гурко о деле при Тырново. Оказывается, турки были настолько деморализованы быстрым наступлением гвардейцев, драгун и казаков со стороны Плевны, чего они никак не ожидали, что мигом очистили город.