Ключи судьбы

На седьмом десятке лет он выглядел развалиной прежнего волота[1]: спина согнулась, длинные худые руки и ноги болели, а лицо, и в юности некрасивое, теперь в морщинах, с мешками под глазами, в старческих пятнах, способно было внушать жуть. Лет сорок назад Етону сломали нос, но особенно неудачно: тот остался не только искривлен, но и почти расплющен. Свои привыкли к нему, чужие же нередко бледнели, очутившись с Етоном лицом к лицу. От этого пошли слухи, будто Етон плеснецкий – колдун, и уже говаривали, что и жизнь он продлевает себе колдовством. Этот страх, а еще хорошо вооруженная многочисленная дружина позволяли ему и в старости оставаться одним из самых могучих и влиятельных вождей в этой части света, между Русской землей на Днепре и ляхами на Висле. Иного и не могло быть здесь, на знаменитом торговом пути из хазар в немцы, где русы уже лет сто возили меха, мед, воск и челядь на Мораву, а оттуда рахдониты переправляли живой товар в дальние дали, аж до самого Кордовского халифата.

Мистина смотрел на Етона прямо, с любопытством, но без робости. За его спиной стояла держава не менее могучая, а дерзкий отважный нрав и жизненный опыт защищали его от ребячьего страха перед уродливым стариком.

– Ингвар прислал меня к тебе, желая процветания всем русским родам на землях славян. У нас имеется кому натягивать луки, а уж по части седел лучше наших не сыскать! Прошлым летом Ингвар заключил союз с Ильбугой, князем кангар[2] из колена Явдиертим. Тот поклялся дать нам для этого похода десять тысяч всадников с заводными конями, припасами на первое время, с достаточным числом стрел и запасными тетивами – все, как у них водится.

Это была важная новость.

– Вот как! – Етон в удивлении подался к нему. – Не обманет?

– Едва ли. Его родич Едигар сидит у меня в Киеве за крепкими засовами и стражей.

– Как же он туда попал? Вы в степь ходили?

– Мы повстречались с ним на днепровских порогах, у Протолчи, той осенью, когда я возвращался из Греческого царства. Ему понравилась моя добыча, и он хотел отнять ее. Но боги были за меня, и сам Едигар стал моей добычей. И этот пояс сменил хозяина, – добавил Мистина, видя изумленный взгляд Етона, и приподнял хвост своего пояса.

Густо усаженный серебряными бляшками искусной хазарской работы, тот стоил меньше меча, но не хуже доказывал доблесть и удачу нынешнего обладателя.

– Стало быть, по суше пойдете? – уточнил Етон.

– Печенеги пойдут на конях, а мы – в лодьях.

– И много у вас лодий?

– Да не меньше, чем в то лето. Ингвар побывал на Волхове и заручился поддержкой своей матери, госпожи Сванхейд. Она, если не знаешь, правит от его имени в Хольмгарде, его наследственном владении…

– Ты… правду говоришь? – Етон вонзил в него испытующий взгляд.

Мистина слегка переменился в лице и чуть заметно приосанился. В очертании его глубоко посаженных глаз, прямых русых бровей, острых скул появилась жесткость, показывавшая, что сомнений в своей чести он не позволит никому.

– А с чего ты усомнился в моем слове? – Небрежным движением он положил оба кулака на стол перед собой, и от него вдруг повеяло угрозой.

На левой кисти, на костяшке ниже указательного пальца виднелась «щитовая язва» – натертая отметина, которую носит каждый, кто часто держит в руке щит. Етон глянул на нее с досадой: с его ослабевших рук «щитовая язва» сошла много лет назад.

– Потому что здесь, на этом самом месте, где сейчас сидишь ты, – Етон издали показал на него черенком поясного ножа, – сидел Олег, внук того Олега, и его жена Малфрида! Она твердила, что их общая мать никогда не простит своего сына Ингоря за то, что вероломно отнял стол у ее мужа. Он нанес такое оскорбление своей кровной родне, что его мать, жена гордая и благородная, не простит такой низости даже родному сыну! Малфрида клялась, что ее мать решит именно так! А теперь ты говоришь мне, что Сфандра простила! Почему я должен верить тебе?

Мистина слегка расслабился, во взгляде его мелькнуло выражение превосходства.

– Неужели ты принял так близко к сердцу слова обиженной женщины? – мягко спросил он, словно говоря: «не в твои годы быть таким доверчивым». – Госпожа Сванхейд и впрямь сердилась. Но, выслушав, как все доподлинно было и для чего затевалось, признала, что Ингвар на киевском столе принесет руси, южной и северной, куда больше пользы, чем мог принести Олег Предславич – достойный человек, но… слишком уж мягкий сердцем. Руси нужна добыча и слава, нужны новые земли, данники, уважение каганов и цесарей. Ингвар даст ей все это. Вместе со Сванхейд послать воев на греков обязались малые князья Поозёрья, Воислав плесковский – вуй княгини Эльги, а еще Сверкер смолянский и Огневит радимичский. Совсем недавно, нынешней зимой, мы отдали замуж Олегову дочь Предславу за юного Володислава деревского. Древляне тоже дадут людей для похода. Как видишь…

– Древляне? – переспросил Етон. – Теперь ваша дева за их князем?

– Именно так. Предслава Олеговна, правнучка Вещего.

Етон взглянул на Семирада, своего воеводу, потом на других бояр. На огорошенных лицах отражалось понимание важности этой вести.