Ключик

— Потому что хочу, глядя тебе в глаза, спросить, как ты мог оказаться таким мудаком, чтобы обжиматься с Беллами, да еще позволить за этим делом запечатлеть тебя одной из подружек этой сучки Флэш. Какого хрена, командир?

Это было словно взрыв смертельного холода внутри. На короткий момент чистейшая паника завладела разумом Сейма, и он даже пошатнулся и схватился за стену.

— Что ты пытаешься мне сказать?

В трубке послышалась возня и ругательства, а потом Сейм услышал голос Кироса.

— Она пытается сказать, что ты, мля, облажался, и твоя задница теперь в огне, СС. Флэш прибежала в столовую и при всех показала фотку, как ты лобызался с этой блондинкой, — Кирос сказал это с явной ноткой осуждения.

— Я ни с кем не лобызался!

— Да? А судя по тому, как это описывают все, кому эта дрянь демонстрировала фотку, пока искала Джимми, это выглядело именно так, — съехидничал блондин.

— Как бы это ни выглядело, ничего такого не было! — рявкнул Сейм.

— Да? Ну, надеюсь, ты сможешь быть достаточно убедительным, как только мы сможем найти нашу маленькую птичку.

— Что значит найти?

— А то и значит! Она ушла из столовой, и больше ее никто не видел. Мы уже обшарили все помещения. Даже в личные берлоги вламывались. Ее нигде нет.

Сейм нажал отбой и, не раздумывая, понесся к выходу.

— Эй, куда ты? — пальцы Беллами словно клещи впились в его бицепс.

— Мне нужно уехать прямо сейчас! С тобой закончим позже, — огрызнулся он.

— Какие-то проблемы с моим Ключом, полукровка? — ощетинилась демонесса.

— Абсолютно никаких. Еще увидимся.

ГЛАВА 22.

Эмма опомнилась, только поняв, что идти дальше некуда. Она уперлась в глухой забор, огораживающий территорию базы, по верху которого агрессивно щетинилась колючая проволока. Девушка какое-то время стояла и смотрела, как угрожающе и символично выглядят эти железные зубья, способные с легкостью порвать и одежду, и кожу. Наверное, это было бы очень больно. Хотя точно не больнее того, что сейчас творится у нее внутри. Неожиданно до нее донесся звук приближающихся шагов. Видеть кого-нибудь, а уж тем более говорить не хотелось, и Эмма прижалась к забору, скрываясь в густой тени. Через минуту буквально в паре метров от нее слегка отогнулся один из металлических листов, из которых состоял забор, и внутрь территории базы проскользнул какой-то незнакомый боец. Похоже, Эмма, сама того не зная, случайно наткнулась на лазейку, используемую для хождения в самоволку.

Дождавшись, пока чужие шаги затихнут вдали, Эмма подошла и нащупала то место, где железо прилегало не плотно, отказываясь сейчас использовать свой дар. Отогнуть его с той же легкостью, как у парня, у нее, конечно, не выходило. Все же она не обладала выдающейся физической силой. Но после напряженной возни Эмма все же выбралась наружу, хоть и разодрала острым углом форменную футболку и оцарапала живот. Ссадина противно щипала и пекла, и это немного отвлекло от душевной боли.

За забором взгляду открывалась пустынная каменистая равнина с редкими огромными кактусами, возраст каждого из которых, наверное, перевалил за пару сотен лет. Небо было чистым, но звезды казались блеклыми, потому что удивительно яркая сегодня Луна буквально подавляла их своим свечением. В этом призрачном голубоватом свете жаркая и пыльная днем пустошь казалась ледяной пустыней, а кактусы — причудливыми великанами, охраняющими ее покой. Почему-то Эмме подумалось, что эти самые великаны стояли тут, когда не было на свете ни ее, ни этой базы, а может и даже соседнего города. И будут стоять, даже если завтра все исчезнет, все так же безразлично величавые, равнодушные к той суете, что вечно устраивают люди, деля то землю, то власть и привилегии, то никчемное богатство.

Прошагав еще какое-то время, она вдруг снова ощутила боль и ломоту во всем теле и, найдя какой-то особо крупный камень, села и прислонилась к нему спиной. Плечи Эммы вздрогнули, и вся злость, еще недавно бушевавшая внутри, подступила к глазам, проливаясь непрошенными слезами и оставляя внутри только необъятную грусть и пустоту. Стало вдруг бесконечно, почти по-детски, обидно на такую судьбу. Ну почему так? Почему она должна была это все узнать? Разве ей проще от всей этой правды, которую сама и потребовала? Полегчало разве? Почему нельзя все отмотать назад и запретить себе задавать все вопросы? Просто опять жить, нести службу изо дня в день и верить, что отец взял ее из приюта, потому что с первого взгляда полюбил маленькую девочку Эмму и захотел подарить ей дом и заботу, а не потому что она была частью задания. Что Пич и остальные — настоящие друзья, те, за кого не жаль даже жизнь отдать, прикрывая в бою. Что Сеймасу она на самом деле дорога так же сильно, как стал бесценен для нее, глупой, он.

Ведь если подумать, то они нужны ей в тысячу раз сильнее, чем, наверное, она им. Потому что жили они раньше без нее и дальше проживут, а вот она теперь просто не знает, как и дышать-то. Зачем насмешливая судьба вдруг подкинула ей так много всего и сразу, а вот теперь отняла в один момент?