Девушка услышала, как тяжко выдохнул Сейм за спиной и стиснул напоследок так сильно, чтобы уже наверняка впечатать жар своих прикосновений даже в кости, и прижался открытым ртом к суматошно бьющейся вене на ее шее. А потом отступил, унося с собой все тепло и свет, и краски жизни, вернувшиеся к Эмме на короткие минуты его близости. Грубые пальцы последний раз скользнули по ключице невыносимо нежной лаской и исчезли. Весь холод, боль и дурнота вернулись с новой силой, стократно усиливаемые еще чувством вины и осознанием собственной неспособности противостоять этому мужчине.
Разве можно заставить себя насильно не желать жить? Как добровольно отвергнуть свет, тепло и воздух ради темного, ледяного и удушающего колодца, в который Эмма проваливается, стоит только подумать о том, что Сейм под запретом? Неужели правильные поступки и долг могут быть так убийственно болезненны? Если это так — то вся ее натура желает ринуться в ошибочном направлении. Поддаться искушению, потому что оно дарит тепло и ощущение счастья, которых никогда раньше не было в ее жизни. А если это приведет к гибели… Но разве сейчас у нее есть что-то, кроме тягостного ожидания, что в любой момент кто-то может просто взять и распорядиться ее судьбой по своему усмотрению? И это может произойти и через год, и завтра, и через час. Должна, по словам отца, быть всегда настороже, ожидая подлости и предательства от каждого. Пытаясь рассмотреть ложь под каждой улыбкой или услышать фальшь за каждым добрым словом. Но ведь нельзя вечно быть настороже. Рано или поздно запас прочности кончится. Так какая разница когда? Не лучше ли схватиться за то, что способно принести счастье прямо сейчас? Сгореть быстро, но отчаянно-сладко, чем медленно все равно умирать, отравляя капля за каплей душу вечным ожиданием предательства от всех и каждого?
Господи, почему у нее нет ответов, нет решений, нет даже сил принимать их? А ведь совсем недавно, когда рвалась служить, она казалась себе несгибаемой, стойкой и готовой к любому пинку в живот, приготовленным ей судьбой. Как же быстро реальная жизнь расставила все по местам. Хотя, скорее уж, наоборот. Запутала так, что впору рехнуться.
— Боец Джимми, — встряхнул официальный голос Сейма. — Задание номер один. Мы ищем бойца Кироса. Время на первый раз не ограничено.
Да, конечно. Надо кончать все эти личные переживания и сосредоточиться на работе. Может, хоть это поможет ей вспомнить, кто она и зачем тут. Эмма какое-то время прислушивалась к себе, пытаясь понять, с чего бы начать. С вещами, неодушевленными предметами все гораздо проще. Нужно просто знать, что собой представляет искомый объект, причем достаточно было изображения или подробного описания, и вот у нее уже четкий след, по которому нужно просто идти. Но с живыми объектами совсем не так. Тогда на первом задании она увидела след к спрятавшемуся за завесой демону, потому что Пич озвучила желание знать, кто повинен в страданиях детей, и Эмма внутренне поддержала это желание. Может, в этом все дело? Сейчас она может считать, что лейтенант хочет найти Кироса? Девушка постаралась на этом сосредоточиться, но ничего не вышло. Никакого следа к блондину.
— Сэр, вы хотите найти бойца Кироса? — сделала Эмма попытку.
Мужчина внимательно посмотрел и, кажется, прекрасно понял, о чем она. Но, похоже, в этот раз облегчение задачи не стояло в его планах.
— Нет, Джимми. Я приказываю тебе найти бойца Кироса. Это ты должна хотеть найти его, — ответил ей лейтенант и выжидающе встал посреди коридора, широко расставив свои длинные ноги и заложив за спину руки. Несмотря на приказ, в его словах глаза СС сохраняли мягкое выражение поддержки и одобрения. «Давай, смелее. Я верю в тебя!» читалось в них абсолютно однозначно.
Ох, лучше бы он хмурился и был по-настоящему холодным и отстраненным. Потому что эта обволакивающая ласка его взгляда совершенно не способствовала ее работоспособности.
— Джимми, Кирос, — напомнил ей Сейм, заставляя вспыхнуть.
Эмма отвернулась, чтобы не видеть свой личный криптонит, и даже отошла на несколько шагов, чтобы тепло его тела перестало излучаться на нее. Господи, как будто это, и правда, теперь могло помочь ей перестать ощущать Сеймаса невероятно отчетливо.
Так, ей просто нужно восстановить в памяти, как ощущалась атмосфера вокруг Кироса. Конечно, она не могла видеть пресловутые ауры, да и не слишком верила в их существование. Но отрицать, что вокруг каждого живого объекта имелось некое поле энергии, его личное облако, она не могла. Это самое облако было строго индивидуальным. Даже если его нельзя увидеть или потрогать, то можно вспомнить отголоски эмоций, им вызываемые, и попробовать пойти по ним, как по хлебным крошкам.
Эмма почему-то восстановила в памяти свой первый день, когда она знакомилась со всеми. Тогда-то она и должна была, скорее всего, запечатлеть в памяти самый отчетливый и острый слепок этого личного «облака» каждого.
Стоило Эмме сконцентрироваться, и она увидела четкий след. Но он принадлежал Пич, а не Киросу.
— Я нашла Пич, — пробормотала она больше для себя.