Ключик

— Для меня плохо! — нервно махнув руками, выкрикнула она. — Мне это на фиг не нужно, чтобы сердце в горло прыгало, когда его вижу. Все тело как не мое становится, болит от того, как хочется, чтобы он опять трогал, гладил этими руками своими… Эх, ты же еще не понимаешь ничего!

Ощущения рук Сейма на коже, его губ, целующих болезненно нежно и при этом ненасытно жадно, все запахи, звуки их стонов ударили от слов Пич прямо в центр груди Эммы, занимаясь пожаром во всем теле. Эмма тяжело сглотнула, чувствуя, как заполыхало лицо от гремучей смеси удушливого стеснения и жгучего, идущего из самой глубины ее сущности томления, которое будил в ней лейтенант.

— Ну, кое-что я теперь понимаю, — сцепив до хруста перед собой кисти, сказала Эмма. — Ты теперь уже точно разозлишься на меня, Пич.

— С чего бы? — Пич замерла посреди комнаты и склонила голову набок, как делают птицы или рептилии, концентрируя внимание, что сразу напомнило о ее боевой ипостаси.

— Я… то есть меня… О-о-ох! Меня пригласил на свидание Сеймас, и я согласилась, — вдохнув поглубже, затараторила Эмма. — Мы ехали в джипе и… разговаривали, а потом так как-то вышло… и мы целовались… и я совсем ума лишилась. Вот.

Эмма подняла виноватые глаза на подругу, которая так и продолжала, не меняя позы, смотреть на нее.

— Я знаю, что так, наверное, нельзя… и отец с ума сошел от злости, и ты теперь, наверное, знать меня не захочешь, только ничего сделать не могу. Я как тону в нем, Пич. Срываюсь и падаю, падаю, как только в глаза посмотрю. А когда он трогает…целует, понимаю, что отдам все, что попросит, сделаю все, что скажет. Знаю, что просто оторваться не могу, — последние слова девушка прошептала едва слышно и поникла, ожидая приговора Пич.

— А я уж думала, ты мне никогда не решишься рассказать. Прямо даже обидеться хотела, — в голосе Пич не было и намека на злость или обиду. — А то вся база уже гудит о вас, а мне ты ни пол-словечка.

Эмма вскинула голову, пораженно глядя на Пич.

— Ты не сердишься?

— С какого перепугу? — фыркнула Пич. — Не, ну, может, еще совсем недавно я бы и захотела треснуть тебя разок, так, для профилактики. Но я тебе говорила раньше и, если хочешь, повторю. Да, мне нравился Сейм, можно даже сказать, что я была влюблена в него. Но поняла давным-давно, что никем, кроме друга и боевого товарища, я ему никогда не стану. Так что я излечилась от этой болячки, так, маленький шрамик остался. К тому же с появлением майора этого, Сейм совсем померк в этом смысле в моих глазах. Так что перестань париться. Я только рада, что у вас с лейтенантом все так хорошо складывается. Это и он давно заслуживает, и тебе нужен именно такой мужик. Я сегодня утром в тренажерке, когда увидела, как он смотрит на тебя и прикасается к лицу, аж чуть не прослезилась от восторга. Вы рядом друг с другом — это нечто совершенно потрясное, Джимми. Не упусти это.

— Нет! — затрясла головой Эмма, ощущая, как боль связывается тугим узлом под сердцем. — Нам нельзя!

— Да что нельзя-то? — возмутилась Пич.

— Ничего нельзя. Мой отец уверен, что Сейм просто хочет досадить ему через меня.

— И ты веришь в подобную хрень? — губы Пич презрительно искривились.

— Не знаю. Не хочу верить. Не хочу, но…

— Так и не верь, — решительно перебила Эмму подруга. — Сейм жесткий мужик, вояка, но он не подлый мудак, как некоторые. Он никогда бы такого не сделал сам и никому бы не позволил. Ни с тобой, ни с кем другим, Джимми. Так что я, конечно, понимаю твое уважение к родителю, но в этом вопросе он не прав, и, собственно, не его это дело. Ты совершеннолетняя.

Эмма снова стиснула руки, и на глаза навернулись слезы.

— Отца я знаю всю жизнь, а Сейма всего ничего, — упрямо пробормотала он, борясь с тем, что все в ней хочет принять каждое слово Пич.

— Не глупи, Джимми. Время в таких вещах — это ничто, особенно при такой жизни, как у нас. За одно мгновение можно узнать о человеке даже больше, чем, если бы жила рядом годы.

— Все равно. Ты же не можешь знать наверняка, что в сердце у Сейма, и как он на самом деле ко мне относится.

— А вот и могу, — упрямо сложила руки на груди Пич, но Эмма покачала головой.

— Меня влечет к Сейму так сильно, что и слов не могу подобрать. Но все равно ничего не выйдет. И отец не единственная причина. Не могу сказать о других. Это отвратительно и стыдно. К тому же не хочу говорить об этом здесь.

Пич подошла к Эмме и присела напротив, схватив ее за лодыжки и заглядывая в опущенное лицо.

— Знаешь, мне так кажется, что если до хрена всяких долбаных причин «против», то нужно найти одну единственную огроменную причину «за» и послать в долгий путь последствия.

Эмма засмеялась сквозь слезы, снова качая головой, но чувствуя, как болезненный узел внутри ослабляет хватку, сжимающую нутро и мешающую нормально дышать.

— Если это так, то почему же сама так не поступишь? — грустно улыбаясь, спросила она.

— Резонный вопрос, — Пич опустила глаза, прерывая их откровенный контакт, и поднялась. — Может, и поступлю. Где наша не пропадала! Живем-то один раз, мелкая!