— Правда, горячая картинка? Мне ее Рейвен из другой группы прислала. Они сейчас как раз в увольнительной. Вот и заскочили в один милый бар в центре. «Пьяный Томас» называется.
Пич при этих словах разительно изменилась, позволив на лице отчетливо отразиться замешательству и чувству вины, от чего сердце Эммы сжалось, в оглушающей в своей очевидности догадке, и вскочила.
— Интересно, это девка такая жаркая штучка, или просто ты настолько никчемная в постели, раз он к ней сбегает, пока ты тут казенные харчи наворачиваешь? — победно ухмыльнулась Флэш.
В этот момент Пич выхватила телефон у оцепеневшей Эммы и швырнула его в стену за спинами близнецов.
— Пошла на хер отсюда, сука! — взревела она.
— Тварь, ты хоть знаешь, сколько он стоит! — завопила Флэш и кинулась на Пич, но в полете ее перехватил Брант и отшвырнул брезгливым жестом, как ядовитую змею.
— Вали отсюда по-хорошему, стерва! — зарычал он.
— Джимми, Джимми, это не то, чем кажется, — схватила Пич за руку подругу, поднимающуюся из-за стола, пытаясь заглянуть в глаза, но вина буквально пронизывала ее голос и прикосновение, обжигая, как концентрированная кислота.
Девушка окатила подругу взглядом, в котором отчетливо читалось, как рушится, рассыпается на куски важная часть души Эммы. Как в муках умирает вера и невинность.
— Джимми, послушай… — отчаянно стиснула руку Эммы Пич, но девушка выдернула ее из хватки и отступила на шаг, словно находиться с ними рядом было невыносимо.
— Скажи мне, Пич, — голос Эммы ломался. — Скажи, сегодня, приходя ко мне в комнату и убеждая, что между мной и Сеймасом происходит нечто стоящее борьбы за это, ты ведь знала, где он?
— Джимми, это не то…
— Просто скажи, да или нет, — крикнула Эмма, сжимая кулаки.
— Да, я знала, но ты не понимаешь… — снова сделала попытку Пич.
— А вы? — Эмма перевела взгляд на притихших близнецов, и они молча опустили глаза.
— Слушай, пичуга, Пич права, все не то, чем может показаться, — глухо пробормотал Брант, впрочем, так и не отважившись встретиться взглядом.
— А вот тут вы все правы. Потому что мне вот, идиотке, показалось, что вы, вроде, приняли меня. Что я стала членом команды. Что вы мои друзья, настоящие боевые товарищи, за каждого из которых можно жизнь отдать. Но это не так. Я для вас была изначально и остаюсь чужачкой, которую вы просто терпите, — Эмма говорила негромко, но каждое слово было, как больно режущий осколок стекла.
— Джимми…
— Заткнись, Пич! Да, я понимаю, что своей я для вас никогда не стану и всегда буду кем-то извне, посторонней, но за что же поступать со мной так? — Эмма ткнула пальцем в сторону останков телефона. — Насмешек было недостаточно, нужно было еще окончательно унизить? Вы все вместе разработали этот забавный план? Заставить глупую, наивную Джимми поверить, что такой мужчина, как лейтенант, вдруг в нее влюбился, а когда сдастся и потеряет голову, ржать всем вместе над удачной солдафонской шуткой? — говоря это, девушка пятилась, нуждаясь в том, чтобы создать как можно больше расстояния между собой и теми, кого еще пять минут назад считала друзьями.
В столовой наступила тишина, и все присутствующие с любопытством прислушивались к происходящему. Эмма вызывающе огляделась, выпрямляясь отчаянно гордо и вздергивая подбородок. Настоящая маленькая птичка среди окружающих со всех сторон хищников.
— Наслаждайтесь, шутка удалась! — выкрикнула она.
Эмма решительно пошла к выходу, и все расступались перед ней. Со стороны компании Флэш раздался глумливый смех, и кто-то крикнул что-то гадкое, но никто больше это не поддержал. Внутри у Эммы все полыхало, ноги и руки тряслись, а в голове была оглушающая неимоверная пустота. Хотелось сорваться и бежать, бежать прочь без остановки, пока хватит дыхания или до тех пор, пока не остановится истекающее болью сердце. Хотелось стать чем-то бестелесным, безумно свободным, способным навсегда покинуть и это место, и всех тех, кто жил здесь. Но Эмма шла, гордо держа спину и не позволяя отразиться на лице и тени рвущей на части муки.
Она шагала по коридорам и осознавала, что даже если боль и отпустит когда-то, ей больше не быть прежней Эммой никогда.
ГЛАВА 21.
Сеймас потягивал пиво, наблюдая за входом. Демонесса сказала Пич, что будет в этом баре в центре города так быстро, как только сможет добраться. Но прошло уже полтора часа, а никто подходящий под описание не вошел в эти двери, хотя времени хватило бы, чтобы добраться более чем. Конечно, Сеймас понимал, что это психологический ход — заставить его ждать и нервничать, теряя самообладание, чтобы при встрече легче было вывести из равновесия. И, возможно, с рядовым человеком это бы и сработало безотказно, ведь ждать — это то, что раздражает большинство людей. Но он не был человеком, и к тому же многолетние тренировки и необходимость на заданиях часами пребывать в покое, лежа в засаде, научили его отстраняться от ощущения времени.