Клопы (сборник)

Будильник тарахтел часов в пять утра, в среду. Потом Ипат, кашляя, проковылял по коридору – опустим естествен. прозу, – разбудил комендантшу и взял у нее утюг. Потом проковылял обратно и затих у себя.

Но не тут-то было! Терентий – что бы мы без него делали! – ноги в шлепанцы – да и загляни к нему через дырку. А он гладит красный колпак с дырками.

– Та-а-ак, – только и смог прошептать Терентий.

Взяв шлепанцы в руки, он сделал пару шагов и прислонился к стене. Потом пошел по коридору и стал тихонько стучать во все двери. Маляры выходили в коридор и, узнав, в чем дело, прерывали зевки. И не было такого, который бы сказал, что он ожидал именно этого.

А дальше так: проходя мимо вахты, наткнулись на вахтенный стол. Ба! На нем телефон.

Один тощий из плавсостава – спал тут у нас, пока с ним жена разошлась:

– Стой! – говорит. – Есть такой телефон, глохни рыба: по нему звонят в критические минуты!

И хотели звонить, но никто не знал номер. (Это потом уже Енароков сказал, что надо было набрать 80-95-29-29-10-82-27-02-56. Эк ведь! Да разве можно было упомнить хотя бы до половины!)

Тогда этот тощий опять говорит:

– Давай позвоним наугад на любую квартиру! Может, все уже понимают всё, а только мы, дураки, не понимаем!

– Звони, – говорим, – хоть куда-нибудь!

Он рукава за локти отодвинул, лоб наморщил, номер набрал, какой в его тощую голову пришел:

– Алло, – говорит, кося глазами то туда, то сюда, – алло… Здравствуйте… извините… мне бы Васю При… а?.. Васю Прилепского… Как не туда?.. А вы не скажете… алло… извините… А вы не скажете: у нас… ну… в нашем пароходст… с… в нашей-с… с-стране… там… ничего не случилось? Такого? Нет?.. Как? Кто пролетел? А… – и, услышав гудки, положил трубку.

– Кто? Что? Что он сказал? – набросились мы. – Кто пролетел?

– Да никто. Лебеди, говорит, пролетали…

– А кто он такой, этот Вася вообще?

– Прилепский? – переспросил тощий тоскливо. – Да ну его, глохни рыба. Это я.

– Вот дураки! Связались с дураком! Они же найдут теперь! Ну-ка, отойди!

И позвонили в конце концов по 02.

То сумбурное утро все прошло в каких-то бестолковых порывах. В общем, подняли трубку – гудок, набрали 0 – тихо, потом 2 – гудок, бац! – дежурный такой-то.

– Тут у нас, в нашем общежитии, – сказали, – находится и что-то там гладит у себя какой-то, черт его знает, полупалач.

– Не понял, кто? – спрашивает дежурный.

– Ипат Ипатович Еикин. Семашко, 1.

– А, это мы понимаем, – говорит дежурный. – Это по части Епротасова. Епротасов! На, поговори с товарищами.

– Алло! – говорит сонный голос. – Граждане! Сохраняйте бдь… отставить, сохраняйте спокойствие! Расходитесь по комнатам и готовьтесь, это, как его, следовать на работу.

Мы говорим: а как можно, мол? В наше-то время? Что он там гладит у себя? Отчего это вообще?

Епротасов нам объяснил: от амнезии.

– Все идет, как учили. Смотри сюда: когда долго нет воздуха – наступает амнезия. То есть что – потеря памяти? Сначала, это как его, инспираторная одышка, потом экспираторная одышка, потом – запредельно-охранное торможение и – амнезия. А если внезапно дать воздух – если дать воздух! – так? – придут ложные воспоминания. Их называют конфабуляции. Вот из-за этих-то конфабуляций Ипат Еиков, отставить, Еикин, проживающий в общежитии маляров, мочка уха закругленная, прикрепление бороздчатое, противокозелок выпуклый – значит, сшил себе колпак и хочет смотреть на все через дырки. Вот и все. Я не понимаю, чего тут думать. Хочет? Пускай смотрит.

– Мы все, – говорим, обступив телефон, – не понимаем чего-нибудь да как-нибудь. Дело-то не в дырках! А дело вот в чем. Если наш бывший товарищ – допустим на мгновение – наденет свой колпак и где-нибудь ночью, в тихом месте, отрубит кому-нито что-нито – не будет ли это нарушением правопорядка?

Епротасов – даже через трубку это чувствовалось – опираясь руками о руль, ехал на своем мотоцикле понимания, и все вопросы ему были, что рытвины в колее.

– Отвечать на этот вопрос, – отрезал он, – прерогатива суда.

Тогда мы все, как один, прикинулись валенками и все-таки попытались опрокинуть его в кювет:

– Но ведь поскольку вы его задержали позавчера, стало быть, у вас есть в глубине души…

– Я вам еще раз говорю, – перебил Епротасов. – Или вы не те статьи читаете… Во-первых, не задержал, а предложил пройти. Это же разные вещи или нет? Или у вас вообще низкая грамотность? Тогда я не знаю, как с вами разговаривать! Поменьше бы г… Отставить, это, как его! Поменьше амбиций! Побольше гуманности! И не забывайте, где вы находитесь!

И т.д.! и т.д.! и т.д.!

Уязвленные, мы бросили трубку на рычаг и повалили во двор, перешагивая при выходе через неубранные чурбаны. И там даже те, кто раньше не сомневался, стали сомневаться в открытую:

– Тут что-то не так, – говорили одни. – Какая такая амнезия? Эдак посидишь, позадыхаешься да и позабудешь все, что ли?

– Ребята! – говорили другие. – Шутки шутками, а ну, не дай Бог, он в самом деле отрубит кому-нито что-нито!

– Он с самого начала так и хотел, – говорили третьи. – Они с Епротасовым об этом и столковались. Откуда у него эта красная хреновина? Епротасов его научил и нитки дал!