Клуб гурманов

— Как ты там оказалась?

— Забрать тебя оттуда?

— Нет, я хочу, чтобы ты приехала домой…

— Боже мой, ну перестань ломаться!

— Нет-нет, я не могу. Дети спят.

— У тебя есть деньги?

— Хорошо, если тебе нужно…

— Ты тоже иди спать, хорошо? Пожалуйста, возьми в этой гостинице номер.

— Ты тоже. Подожди…

— В Амстердаме. Эта курица в Амстердаме, — пробормотал он. — Завтра позвонит. Говорит, что хочет побыть одна…

Бабетт подошла к нему, взяла в ладони его разгоряченную голову и поцеловала в лоб.

— Все будет хорошо, — прошептала она.

9

«Сегодня вечеринка. Что надеть?» Это было моей первой мыслью, когда в семь часов утра прозвонил будильник.

Михел уже ушел. Дети еще спали. В желудке урчало от волнения. С одной стороны, я радовалась и ликовала как ребенок, а с другой — мне было страшно, как перед экзаменом. Я думала о том, какой одинокой здесь стала. Мне так хотелось, чтобы кто-нибудь спас меня из этой серой рутины, когда каждый день надо было вставать, отводить детей в школу, делать домашние дела, забирать детей, нестись на хоккейные тренировки и теннис, покупать продукты, готовить, укладывать детей спать, встречать с работы выжатого как лимон Михела, смотреть телевизор и снова ложиться спать.

Весь день меня била нервная дрожь, по телу пробегал приятный холодок, стресс гонял меня от парикмахера к косметологу, а потом я поехала с Ханнеке в город, где она подбила меня купить красное, отдающее цыганщиной платье, бюстгальтер «пуш-ап» с силиконовыми вставками и черные туфли на сумасшедшей шпильке.

— Тебе надо в них только прийти, дорогуша, произведешь впечатление, а когда пойдешь танцевать, просто скинешь. А в постели опять наденешь!

Никогда раньше я не покупала таких дорогих вещей, у меня даже закружилась голова, когда я расплачивалась. Я даже испугалась немного, ведь я за два часа выбросила на ветер свою месячную зарплату. Если бы Михел увидел эту сумму, он пришел бы в ярость. Когда я сказала об этом Ханнеке, она рассмеялась.

— Это же твои собственные деньги! А сколько, ты думаешь, стоит костюм, в котором он ходит на работу? Да ладно тебе. И к тому же, ему об этом знать вовсе не обязательно.

Она оторвала от моего платья и лифчика ценники и сожгла их вместе с чеком.

— Вот так. Теперь засунем все добро в пакет от «Н&М»,[2] и ни одна собака не докопается.

Мы пили вино у нее в саду, откуда открывался вид на луг, сплошь заросший лютиками и дудочником, где, громко крича, скакали наши дети. Мои дочери оставались здесь сегодня на ночь и собирались есть с няней пиццу. Ханнеке демонстрировала свою обновку на этот вечер: белое асимметричное платье на бретельках с необработанными швами, и спрашивала, как оно мне нравится.

— Роскошно, — сказала я, хотя мне совершенно не нравилась асимметричная одежда, тем более, которая выглядела так, будто ее надели наизнанку. Но Ханнеке была моей подругой, моей первой, настоящей подругой в этой деревне, и за прошедшие два года мне ни разу не было так весело, как сейчас с ней.

— Ух, и заведем мы парней сегодня вечером, — сказала она, игриво покачала бедрами и сжала руками грудь.

— Это точно.

Я подняла бокал и выпила все одним глотком. Ханнеке подхватила юбку и босиком побежала в дом, через несколько минут оттуда загремела песня «It’s Raining Men», и она, танцуя и напевая, снова выскочила на террасу. Она вытащила меня из плетеного кресла и стала размахивать руками, чтобы я танцевала вместе с ней.

Тот вечер выдался на редкость душным. Уже в начале тенистой улицы было слышно романтичную музыку, и чувствовался керосиновый запах факелов. Когда мы с Михелом увидели возвышающийся над соснами гигантский шатер, похожий на палатку бедуинов, на нас обоих напал нервный смех. Мы лавировали на велосипедах между припаркованных по обе стороны дороги джипов, заглядевшись на сад, освещенный марокканскими лампами, и дом, весь из дерева и стекла, который прятался за соснами. Михел взял меня за руку, я почувствовала, что его ладонь вспотела.

— Потрясающе выглядишь, дорогая, — сказал он, чтобы успокоить меня, и поцеловал в лоб.

— Вот уж действительно с ума сойти, правда?

Я сжала его руку. Я казалась сама себе привилегированной персоной, которую удостоили чести и пригласили сюда. Мне всегда казалось, что богатство и статус — это ерунда, я даже злословила о таких людях, хотя и не знала их. Но сейчас в глубине души я была благодарна за то, что меня пригласили, и я стояла на пороге дворца Патриции.

Патриция встречала гостей в дверях. Она увидела меня, и у нее на лице засияла улыбка.

— Эй, Карен! Ты первая из клуба!

Она крепко обняла меня и расцеловала. Ее окружало облако сладких тяжелых духов, под черным шелковым топом скромно угадывались маленькие груди.

— А это твой, дай-ка подумать… Михел! Да?

Она протянула к нему руки и тоже поцеловала три раза. Я заметила, что ему было неловко от ее объятий.

— Я потом устрою для вас экскурсию по дому, если хотите, — сказала она, отпустила Михела и кинулась к новым гостям.