Клуб избранных

После каждой удачной сделки садился Лёшка в такси и ехал в загородный ресторан, где его хорошо знали и принимали со всей душой: щедр был Лёшка на чаевые. Заказывал он в ресторане много, но не абы что, а блюда дорогие, с утончённым вкусом, пил не водку, а «Хенесси». После ужина шёл Лёшка в свой номер, где ему паренёк шустрый на выбор девочек предлагал. Знал паренёк вкус Лёшкин и всегда ему угодить старался. Любил Лёшка женщин статных, полногрудых, но не вульгарных, а в любви и других чувственных наслаждениях толк понимающих. Иногда Лёшка позволялся себе небольшое излишество: заказывал двух грудастых, слегка перезрелых жриц продажной любви, и на большой гостиничной кровати, зарываясь между их пышных форм, отогревался душой и телом. После ночи любви покупал Лёшка билет в «СВ» на скорый поезд, и, предварительно позвонивши Карасю, уезжал к себе на малую родину.

И так раз за разом! И с каждым разом всё лощёнее становился Лёшка, всё вальяжней. При очередной встрече даже Шершавый не выдержал.

– Ты бы, сибирячок, попридержал бы гонор свой, а то больно заметный стал, как павлин средь колхозных кур. Того и гляди, «заметёт» тебя «ментовка» для проверки, а на проверку что выйдет? – процедил сквозь зубы Шершавый, морщась от элитного Лёшкиного парфюма.

– Не «заметёт»! – свысока ответил Леха. – Она таких, как ты, «гопников»[67] тормозит, а приличным людям она честь отдаёт.

В тот раз ему повезло: увернулся он от кулака обиженного сотоварища. Второй раз ударить Шершавый не успел, потому как мимо проезжал милицейский патруль, который хотел их с Лёшкой, как нарушителей общественного порядка, в кутузку забрать, но обошлось, договорились на месте. Лёшка тогда не пожадничал, сунул сержанту пятитысячную банкноту, чем и замял дело. Но Шершавый на него обиду затаил.

– Ты теперь, землячок, под ноги смотри хорошенько, а то неровен час, споткнёшься! – злобно процедил партнёр и плюнул Лёшке на лакированные туфли.

Однако на этом неприятности не кончились. По приезду в Медведково схлопотал Лёшка от Жорки хорошего «леща». Хотел Карась сгоряча ещё добавить, но Лёшка увернулся.

– Понимаете, сэр! – как ни в чём не бывало продолжил беседу Жорка. – В нашем бизнесе многое строится исключительно на доверии к партнёру, поэтому «кидать» партнёра, а также хамить ему и бить морду категорически воспрещается. А ты, гнида лагерная, что творишь? Ты знаешь, сколько я бился, пока этот канал сбыта наладил? Ты знаешь, какие в этом бизнесе «бабки» крутятся, какие люди за всем этим стоят? Ты кем себя вообразил? Забыл, кто ты есть на самом деле? Запомни, Цыганок! Какой бы модный клифт[68] ты на себя не нацепил, ты есть и остаёшься «мокрушник» беглый! Ты, падла, на воле ходишь, потому что я этого хочу. Ещё один «прокол» и тогда лучше сам вздёрнись: тебе умирать легче, а мне хлопот меньше!

После этого разговора Лёшку три недели никто не беспокоил. Он даже стал подумывать о поездке на северный берег Чёрного моря, но неожиданно позвонил Жорка и приказал срочно выезжать в Москву. На вокзале, в туалете, передал Жорка ему тюбик из-под крема для бритья.

– Это всё? – удивился Цыганков. – Жорка, ты что, смеёшься? Из-за этой малости я должен через всю страну целую неделю на поезде ишачить?

– Рот закрой! – осадил его Жорка. – Ничего с тобой не будет, прокатишься с комфортом туда и обратно. Это тебе не стволы на лесосеке валить! От этой малости будущее нашего бизнеса зависит. Проба это.

– Чего? – не понял Лёшка.

– Проба говорю. Золотишко с нового прииска. По этой пробе наши химики определят количество примесей в золоте, после чего «большие дяди» решат: иметь с нами дело или нет! Так что вези смело! Оплата по обычному тарифу. Если всё сладится, дам тебе месяц отпуска.

Лёшка на руке тюбик взвесил, и показалось ему, что тюбик подозрительно лёгкий.

– Золотой песочек, поди, потяжелей, будет, – подумал он и потряс тюбик над ухом.

– Осторожней! – зашипел Карась. – Спрячь, не отсвечивай!

Лёшка тюбик в карман пальто спрятал, и о своих сомнениях забыл. Мысли о предстоящем отпуске завладели им. За всю жизнь не было у Лёшки отпуска, даже после того, как из зоны откинулся, не было. Хотел с Карасём попрощаться, но подевался куда-то партнёр, ушёл по-английски, не попрощавшись.

Впервые уезжал Алексей с тяжёлым предчувствием. Страха не было, но был на душе какой-то неприятный осадок, вроде как после «палёной» водки: вроде бы и хмель в голове, и досада в сердце, что опять обманули. В купе ему попался разговорчивый попутчик – владелец крупной фирмы по добыче рыбы и других морепродуктов, которые он, выловив возле родных берегов, продавал в первом японском порту. Денег у фирмача было немеряно, но от самого Владивостока он ехал в купе один, поэтому искренне обрадовался появлению попутчика.

– Ну, теперь другое дело! – радостно гудел фирмач, доставая из саквояжа коньяк и рыбные закуски. – Теперь и выпить и поговорить есть с кем.

Они выпили за знакомство, потом ещё и ещё, но разговор не клеился.

– Ты кто по жизни? – поинтересовался фирмач.

– Я? Я лесом торгую. – вспомнил «легенду» Цыганков.