Клуб, которого не было

Если посреди концерта в трубке можно расслышать звукорежиссера, значит, точно что-то не так: в зале тишина. Клавишник Эдди, добавляет звукореж, сказал в микрофон, что группа скоро вернется. С чего бы молчун Эдди слово взял?

Только бы она убежала переодеваться. Или разозлилась на нахального фотографа – вывели бы на раз. Или звуковой сигнал со сцены потерялся – неприятно, но восполнимо. В зале семьсот человек, все билеты проданы бог знает когда и бог знает за какие деньги, список обиженных звонивших друзей и знакомых мог бы стать гостевым, но гостевого списка нет и не будет, все билеты проданы. Ее концерт стоит слишком дорого.

А она лежит на полу в гримерке, застеленной в честь ее приезда ковром. И я не вижу, как она там лежит.

– Она не может продолжать, – качает головой менеджер Грэхэм. Он мрачнее ночи.

Не надо прикрывать от меня дверь в гримерку, нет у меня привычки ломиться, куда не приглашали.

– Зал- будет ждать столько, сколько понадобится. Если нужно, мы немедленно вызовем врача. Что случилось?

– Похоже, у нее разбита надбровная кость.

– Как?

– Ударилась головой о стул.

– О господи! (Как можно удариться головой о стул?)

– Врача, пожалуйста, вызывайте срочно. Залу ждать нечего.

– Анечка, 03, пожалуйста, только не с мобильного, так не дозвонишься, с городского! У нас травма головы. (Как можно удариться головой о стул?!) Извините, как можно удариться головой о стул?

– Она в следующей песне сидит на стуле, – мрачно басит Грэхэм. – Техник его поставил.

– Притуши свет на сцене, – прошу по телефону световика.

– Группу от сцены в гримерку сопроводите, им то же самое скажите: ждать нечего! – менеджер Грэхэм по-прежнему прикрывает гримерку дверью.

– Знаешь что, давай мы подождем врача. Выйдем с тобой на сцену и объясним, что произошло, – пальцы не попадают в кнопки. – Сергей! Дай фоновую музыку, пожалуйста, тянем время. Ничего не понятно пока. Нет, я ее не видел. Похоже, плохо. Секунду, у меня вторая линия. Да, Игорь! Форс-мажор, похоже на отмену. Травма головы. О стул ударилась. Я за ней, что ли, со стулом бегал, откуда я знаю? Ее же техник к следующему номеру стул поставил. Лежит на полу, с ней девушка-ассистент. Нет, внутрь не заходил. Я застал начало концерта полчаса назад, отлучился на вход. Да, полчаса где-то отыграла. Если бы полконцерта, у меня сет-лист перед глазами, у нее еще час впереди, все хиты остались. Если ты не против, мы время потянем, чтобы сообщить залу уже после приезда скорой.

– Сюда, пожалуйста, – Анечка умудрилась вызвонить скорую в спринтерские сроки, не прошло и десяти минут.

– И вот я тебе, Марина, говорю, для похудания моя свекровь этот чай пила-пила, и хоть бы на чуточку для похудания этот чай ей, а так-то что, Марин… – Женщины в синей униформе топают по лестнице в гримерку; их вели через кухню, через зал не пробиться, и там свистят, продолжения требуют, неспокойно в зале. – Где больная?

Переведи нам, – Грэхэм распахивает дверь. Ройшн Мерфи лежит на полу без движения. Как и предупреждали. Глаз залит кровью, бровь рассечена.

Марина и вторая, про чай для похудания, невозмутимо достают спирт и скручивают тампон. Ройшн молчит.

– Бумажные швы, – в присутствии Ройшн Грэхэм начинает волноваться. – Спроси у них, могут ли они наложить бумажные швы, такие, которые потом рассасываются без следа?

Ройшн молчит.

Голос, раз и навсегда вошедший в историю с «Sing it Back», голос, вдохновивший великого и ужасного Мэтью Херберта на запись целой пластинки, голос, только что на-гора выдавший пять (или все-таки четыре?) безупречных диско-боевиков, молчит.

Ройшн Мерфи, самая дорогая артистка в истории клуба «Икра», только что разбила на его сцене надбровную кость. Если бы это случилось за сценой и не на глазах у всех, нам бы сейчас переломали все кости. Впрочем, похоже, это и так впереди.

– Марин, посмотри, – женщина в синем спокойна как удав: до реанимации тут далеко. – Ничего она не разбила. Ушиб сильный, сосудов здесь много. Шрам будет на брови, волосы на этом месте не будут расти, а так – с костью все хорошо. Пять сантиметров ниже – потеряла бы глаз. А так – ушиб сильный.

Ройшн Мерфи или посудомойка с кухни – шрам на лице у девочки, как об этом можно подумать! Это Гудзь бы не заметил и пошел играть дальше.

– Бу-маж-ны-е швы! – Грэхэм беспомощно повторяет по слогам. Ему кажется, что я его не понимаю и не перевожу.

– Ну какие еще бумажные, – скорая помощь в полном адеквате. – Если она хочет, чтобы шрама не было, нечего тратить время, надо ехать в больницу. А то часа через три все начнет стягиваться. Вот Боткинская шьет более-менее, они иностранцев принимают. Если дадут туда место, – Марина начинает звонить.

– Грэхэм, ты готов сейчас выйти на сцену? Они еще минуту будут звонить в больницу.

– Быстро только.

– Сережа, – говорю в трубку, – выключи музыку, махни световику, если успеешь, мы поднимаемся по лестнице, менеджер объявит об отмене концерта.